И жизнь моя – вечная игра
Шрифт:
– Выходим! – крикнул конвоир, открывая решетчатую дверь специального «стакана».
Тимофей неторопливо подошел к открытой двери, закинув сумку за спину, высунул голову наружу – глянул на небо. Мрачные небеса, темные тучи, как вороньи крылья, кружат над головой. Промозглый осенний ветер завывает в проводах.
– Пошел! – толкнул его в спину второй конвоир.
Тимофей успел сгруппироваться, поэтому спрыгнул на землю по правилам, встав на ноги, а не на все четыре точки опоры. И еще успел увернуться от удара, которым решил облагодетельствовать его вояка из приемной смены. Тот рассек
– Пошел, падла! Бегом, бегом! – заорал он на заключенного.
Тимофей повернулся к тюремщику спиной, склонил голову, чуть вжав ее в плечи, ускоренным шагом направился в помещение для приемки этапа. Тюрьма не любит своевольных. Выдернуться можно раз-другой, но если распушать хвост постоянно, то можно нарваться на большие неприятности...
Его заперли в крохотную камеру с узкой скамейкой. Здесь можно было сидеть на копчике, больно упираясь коленками в шершавую стенку. Или стоять, сгибая голову под тяжестью грязного потолка. Холодина жуткая, сырость пронизывающая. Отсюда его должны были выдернуть на обыск, затем на фотографирование, медосмотр и прочая, прочая.
Но прошел час, второй, потянулся третий... И только к исходу дня, после того как в изолятор пришел новый этап, Тимофей дождался своего. Вместе с толпой вновь прибывших арестантов он прошел через все круги приемно-распределительного беспредела, предваряющего собой тюремный ад.
Преисподняя начиналась с большой шумной камеры «сборки». Тимофей выгодно отличался от большинства ждущих распределения арестантов. Алекс передал ему спортивный костюм – скромный по тону, но кричащий по цене и качеству. И кроссовки, как назло, очень дорогие. Настоящий «Найк» – и не на шнурках, а на липучках, что для тюрьмы особо ценно. Поэтому он и не удивился, когда к нему подошли двое. Один здоровый по комплекции, лысый, с крупным носом-рубильником. Второй – маленький, но шустрый, с двумя злобными буравчиками в хищных глазках. Они явно косили под блатных, при том, что были дешевыми «бакланами».
– Здорово, фраерок! – подсаживаясь к нему, здоровяк нарочно толкнул его бедром, как будто пытаясь сдвинуть с места.
– «Мальборо» курим, да? – спросил второй, подсаживаясь к нему с другой стороны.
– Ага, окурок, – кивнул Тимофей.
За ним не было крутых парней, которые в два счета могли бы скрутить головы этим индюкам. Но ведь не с пустого же места он стал крутым бандитским авторитетом. Он сам по себе сила, поэтому ему не пристало бояться.
– Кто окурок? – взвился мелкий.
– Вот окурок, – сказал Тимофей, пальцем затушив бычок от выкуренной сигареты.
– Ты это, за базаром следи!
– Короче, чего надо?
– За жизнь пришли поговорить, – дыхнул на него перегаром здоровяк.
– Говори.
– По какому разу на кичу заехал?
– По второму.
– Срок мотал?
– Нет, отмазали.
– Кто?
– Адвокат.
– Знать, хороший был адвокат.
– Хороший.
– Дорого, наверное, взял.
– Да нет.
– Долларов?!
– Ну не тугриков. Десять тысяч американских долларов. А что?
– То есть десять тысяч – для тебя немного?
– Ну, смотря где. На свободе – так себе, а здесь – целое состояние.
– Но с адвокатом ты делился?
– Зачем делился? – усмехнулся Тимофей. – Просто заплатил ему.
– Ну так и нам просто заплати.
– С каких это пеньков?
– Ну, люди должны друг с другом делиться. Костюмчик у тебя реальный.
– С этого бы и начинал, а то машешь языком, как баклан крыльями...
– Я не понял, кто баклан? – взвился мелкий.
– Не, ты не баклан, – мотнул головой Тимофей. – Ты – окурок. А вот кент твой – баклан!
Такое оскорбление не могло оставаться без ответа. Но Тимофей держал себя наготове, и стоило только здоровяку дернуться, как он обхватил его шею своей правой рукой. Та же участь постигла и мелкого, но с левой руки.
Тимофей предполагал, что у «бакланов» могут оказаться заточки. И, чтобы не попасть под раздачу, резко поднялся со своего места, преодолевая сопротивление, рванул вперед – сначала уронил на пол потерявшего равновесие здоровяка, затем и мелкого.
Здоровяк попытался подняться, но сильный удар ногой в лицо снова опрокинул его на загаженный пол. И мелкому досталось на орехи.
– Ну чо, бакланы, поговорили? – с высоты своего положения спросил Тимофей.
Мелкий беспомощно кивнул, признавая его силу. Но Тимофей не дал ему спуску, добил его словом.
– Не знаю, как тебя раньше погоняли, но теперь ты – Окурок! Уяснил?
Мелкий снова кивнул, но Тимофей на него уже не смотрел. Все внимание было приковано к здоровяку, который чересчур резво вскочил на ноги, отпрыгнул назад и, пытаясь испепелить его взглядом, вытащил из полусапожка отвертку с острозаточенным жалом.
– А это ты зря, Баклан! – угрожающе насупился Тимофей.
Он ждал атаку, но противник стоял – злобно раздувал ноздри и нерешительно перебрасывал заточку с одной руки на другую.
– Ну чего стоишь? Взял нож – бей!
Это был один из основных законов тюрьмы. И сам он по жизни придерживался этого правила. Прицелился – стреляй...
– Молись, сука! – все-таки решился Баклан.
И, как бык на матадора, бросился на врага. Но слишком тупым был этот «бык» и неповоротлив. Зато Тимофей пребывал в отличной форме. Не зря последние два года он усиленно занимался в спортивном зале, совершенствовал навыки рукопашного боя.
Баклан сначала потерял заточку, а затем, после встречи с кулаком – и сознание.
В чувство его приводил Окурок. Под насмешливо-ехидные взоры примолкшей толпы. Тимофей уже вернулся на свое место. Достал сигарету, но зажигать ее не стал, чтобы никто не подумал, будто он закуривает от волнения...
На «сборке» он провел две ночи. Но ни одна зараза больше не потревожила его. Затем была баня – без парилки, с прохладной водой. Прожарку одежды он успешно миновал, откупившись от «козла» из тюремной обслуги пачкой сигарет. В каптерке пришлось отстегнуть монету, чтобы получить более-менее приличную скатку – матрац с завернутыми в него спальными принадлежностями.