Идальго
Шрифт:
— Весной, чтобы на морозе их не держать в палатках. А точнее… к Рождеству скажу.
— Ну хорошо, буду ждать твоей записки…
Глава 20
Когда людям интересна их работа и им никто особо не мешает, то они способны много интересного сделать. И очень полезного: например, обер-бергмейстер Васильев наладил у себя на стекольном заводе производство градусников. Спиртовых, уличных, показывающих температуру от минус тридцати и до плюс пятидесяти, и ртутных, лабораторных, с верхним пределом измерений в сто градусов. А теперь (после моей «подсказки»), налаживал производство «максимальных» медицинских градусников. Не ахти уж критическое изделие, но даже уличные градусники, продаваемые по три рубля серебром (а в валюте иностранцам — уже в районе пяти) дали его заводу ощутимую прибавку
Ртутные же, выпускаемые в гораздо меньших количествах (и продаваемые иностранцам уже минимум по червонцу и только за золото) стали символом того, что медик, таким градусником пользующийся — не шарлатан, а очень серьезный специалист, так что и тут копеечка поперла изрядная. И вообще никого не смущало то, что градуированы все эти «измерительные приборы» а градусах Цельсия. Причем «кверху ногами» градуированы: у товарища Цельсия вода кипела при нуле градусов, а замерзала при ста — но никого эти тонкости вообще не волновали, поскольку про градусы вообще хоть что-то слышали хорошо если один человек на тысячу. Зато теперь о них узнали сотни тысяч — и узнали, что «градусы измерять только русские умеют». Ну да, конечно, ведь ни Реомюр, ни Цельсий (я уже про Фаренгейта не говорю) понятия не имели о том, что они измерять собирались — но ведь ширнармассы и фамилий таких никогда в жизни не слышали…
С Егором Францевичем мы подробно обсудили открывшийся «новый рынок», и он — хотя все же финансовый поток особо не впечатлял, даже по сравнению с довольно скудной выручкой от продаж того же льна, лишнему источнику денежек порадовался. То есть порадовался он все же, что стекольное производство еще больше денег в казну приносить стало — потому что с пуском сразу двух новых печей по производству оконного стекла смесь песка с содой уже заметно перекрывала все затраты по выплате процентов за иностранные займы. И должна была их покрывать еще долгие годы: как (и даже где) производится такое стекло, иностранцы все еще не выяснили, а цены на этот экспортный товар были такими низкими, что зарубежным стеклоделам на исследования денег не хватало, они уже начали работать себе в убыток. И, соответственно, сокращать производство, многие зарубежные стекольные фабрики в Европе уже закрываться стали — так что для нам рынок лишь расширялся, причем так быстро, что еще три строящихся линии по его производству все равно не гарантировали его скорого насыщения.
Но вообще-то стекло (и интересные из стекла изделия) были лишь одним из примеров того, что люди сами способны придумать, как быстро и дешево изготовить что-то дорогое и это дорогое выгодно продать. Но это если технология в целом понятна, а придумывать нужно лишь не самые простые способы производства. А вот если способы производства чего-либо неочевидны…
Откровенно говоря, я даже представить себе не могу, каким образом наши предки додумались до некоторых вещей. Ведь мало кому в голову может придти исключительно простая технология: обработать масло щелочью, затем — разбавленной серной кислотой. После этого — и после тщательной промывки полученной смеси водой — ее заливают уже олеумом, снова промывают, а затем перемешивают с водой уже аммиачной. Процессы все просты и даже примитивны, но вот как все это придумать? А ведь кто-то когда-то придумал…
Я про такой техпроцесс от матери услышал, и услышал мелкие ограничения его применимости: масло для него нужно брать сугубо сланцевое, причем не любое сланцевое, по добытое из сланцев, которые водятся в очень небольшой области Франции. Или — из сланцев, добытых под Сызранью, поскольку во всех других сланцах в мире нужных для получения товарного продукта компонентов вообще нет. Ну а раз под Сызранью сланец уже копать и перерабатывать «на керосин» начали, что глупо было бы не воспользоваться возможностью. Ну я и воспользовался — и изготовил ихтиол. А из него — ихтиоловую мазь.
С ней тоже было непросто: хотя в этом году из Баку привезли уже больше десяти тысяч пудов нефти, в основном ее привезли уже в виде дистиллята и парафина с маслами там получилось наковырять очень мало. Но получилось (причем не у меня получилось, а у химиков из Казанского университета), так что ведро вазелина у меня уже было. Конечно ведра на всю страну тоже маловато будет, к тому же я затеял производство и салицилово-цинковой мази, а для нее тоже вазелин нужен — но я решил, что моя задача — это «показать нынешним врачам полезный продукт», а заниматься его производством… вот пусть врачи и стараются. В основном, конечно, военные врачи…
Последним моим «достижением» в деле придумывания лекарственных препаратов стал запуск производства спиртового раствора йода. Как получать йод их морской травы, я знал очень неплохо: в ютубе был канал забавного (и очень, судя по всему, грамотного) парня из Прибалтики с ником Thoisoi, на котором он постоянно рассказывал, как сделать что-то из чего-то и вообще про химию очень интересные ролики снимал. Почти каждый раз в начале ролика предупреждавший, правда «не пытайтесь это проделать дома» — но про добычу йода он даже такого не говорил. А в какой-то книжке я прочитал, что в финнов в Котке был даже завод по добыче йода из водорослей построен, и когда прочитал — в интернете информацию проверил. Так что и сейчас там же такое производство организовал.
С йодом одна была хитрость: там на предпоследнем этапе раствор (то есть жидкость с кучей микроскопических кристалликов йода) нужно было с бензином перемешать: в бензине йод растворялся, а в воде — нет. А потом воду слить через разделительную воронку (я про такую как раз из его клипа и узнал), а бензин просто выпарить. Но у меня-то главным нефтепродуктом керосин был, а бензин… пока оставался невостребованным. Пока — но производство йода уже пошло более чем неплохо.
Конечно, без электричества хрен бы получилось такое производство наладить, ведь в процессе нужна перекись водорода, а ее можно получить (то есть я другого способа не знал) только электролизом серной кислоты. Может, кто-то сможет придумать другой метод извлечения йода из водорослей, но вряд ли это получится сделать быстро. А тем, чтобы нынешний способ «враги не применили», особо позаботился Александр Христофорович. С подачи все того же Егора Францевича, который же, думаю, успел прикинуть, почем дезинфицирующее средство империалистам продавать Россия будет. То есть еще ни разу не империалистам… а уж чтобы они империалистами не стали, уже я позабочусь как могу.
Очень-очень постараюсь. Уже шестой год я тут стараюсь изо всех сил, и столько уже настарался, что аж оторопь берет. То есть все же действительно кое-чего достичь удалось, хотя к некоторым достижениям я вообще прямого отношения не имел. Например, после того, как в Донецке началось серьезное такое производство чугуна и казна начала финансирование новых «железоделательных» заводов, товарищ Кочубей, работавший Орловским губернатором, тоже решил поучаствовать в процессе и «из губернских средств» выстроил под Брянском такой завод. Не особо большой, в плане объемов производства, но весьма продвинутый (хотя домна тамошняя, причем единственная, работала на древесной угле и из-за этого была довольно небольшой).
А Аркадий Васильевич был, как я понимаю, управленцем очень неплохим, да и человеком решительным, успел повоевать с Наполеоном, в отставку из армии вышел полковником. И у него было много связей при дворе, что позволяло ему четко следовать «политике партии». Собственно, и завод он организовал, следуя этой политике: сам он в металлургии не разбирался, но раз партия сказала «надо» — то есть царь сказал, то он тут же ответил «есть». Домну на заводе выстроили такую же, как была поставлена в Ханино, то есть восьмидесятикубовая, а для получения их нее стали на заводе выстроили что-то вроде «донецкого мартена». Кто и где для завода изготовил рельсопрокатный стан, я не знал (но точно не на Александровском заводе), поэтому рельсы завод стал делать «не такие»: в Арзамасе катали рельсы, которые я распорядился называть Р-45 (хотя они все же весили около сорока семи кило на метр), а в Брянске рельсы получились весом слегка за тридцать килограммов на метр — но и такие пока были вполне годны для строительства железных дорог. Небольшое неудобство состояло лишь в том, что «мои» подкладки под рельсы для брянских не годились, но в Орловской губернии как-то выкручивались, изготавливая уже свои (и я подозревал, что просто для того дела собрали кучу кузнецов, кувалдами железяки кующих в обычных кузницах). Собственно, про достижения Кочубея я и узнал лишь потому, что Александр Христофорович пришел к мне с вопросом о допустимости использования таких «нестандартных» рельсов, которыми Кочубей начал прокладывать дорогу к Калуге (с перспективой дотянуть ее до Москвы).