Ideal жертвы
Шрифт:
Но Степан продолжал настаивать на своем:
– Понимаешь, Лиля... Я тоже не врач, однако, когда в эту историю влип, столько всего перечитал! И учебники, и в Интернете, и на медицинских форумах спрашивал. Действительно: есть так называемые сердечники, их за версту видно. А есть – с виду абсолютно здоровые люди. Однако сердце их, что называется, на последнем издыхании. И им достаточно самой пустячной нагрузки, чтобы инфаркт случился.
– В таком случае – почему этих теток, ну, твою и мою, до тренировок допустили? Разве они в санатории медосмотр не проходят?
– Проходят, – кивнул Степан. – Но, по-моему, чисто формальный. Знаешь, как справки для бассейна выдают? Или для ГАИ? Жалоб
– Все равно: должны врачи отвечать, а не мы!
– Да ладно. Мы на свободе, мы живем – и то хорошо. Могли бы вообще в тюрьме сидеть, – вздохнул Степан. И доверительно добавил: – Я, знаешь, как-то уже свыкся. Не так и страшно. К тому же, если рабочая неделя у тебя проходит без замечаний, сразу часть долга списывают. Я уже почти рассчитался с ними. Всего-то за полгода.
– Молодец, конечно, – хмыкнула я.
Блестящая перспектива: идешь сюда, чтобы подзаработать, а в итоге оказываешься в должниках. И радуешься, что гнул спину бесплатно – всего лишь шесть месяцев!
Степан своей покорностью меня разочаровал. Как, право, странно – до чего оказались похожи и он, и моя первая любовь Юрик... Оба мускулистые, сильные, тренированные. Роскошные тела, а в душе – самые настоящие трусы.
...Степан ушел, а я еще долго лежала без сна в своей крошечной душной комнатке. За тонкой стеной, у соседки справа, выпивали и хохотали. Из комнаты слева доносились тихие голоса (мужской и женский). Тон разговора становился все выше, мужчина убеждал, женщина горячо отказывалась. Вскоре голоса стихли. Теперь в характерном ритме за стеной начала скрипеть кровать. А я, против воли, прислушивалась к звукам чужой любви и готова была выть от тоски. Ну, почему в моей жизни все не так?! До двадцати лет я ждала свою первую любовь – но оказалось, что берегла себя для негодяя Юрика. Задыхалась от тоски на нашем комбинате, мечтала об интересной работе – и вроде бы добилась своего. Освоила новую профессию, стала тренером по шейпингу... но, вместо блестящей карьеры, сижу с огромным долгом. И уютной семейной постели нет, мечусь без сна в чужой тесной каморке. И человека нет, кому просто можно положить голову на плечо, в чьих объятиях поплакать... Был бы хоть Максимка рядом! Зарыться носом в его черные шелковистые волосенки, вдохнуть трогательный запах молока и детства... Но я сейчас даже этого лишена. Дольше мучиться в жаркой каморке не было смысла – все равно не уснешь. Я встала, натянула прямо на голое тело футболку и джинсы, накинула куртку. Пойти, что ли, прогуляться по парку, посмотреть на звезды.
Вышла на свежий воздух, устроилась на одинокой лавочке, посмотрела на небо... Звезды взирали на меня равнодушно и свысока. Их было так много! А я под их холодным светом – совсем одна. Мысли против воли возвращались к моим мужчинам. Юрику. Кольке. Емеле. Я ведь им всем кружила голову. Но сейчас, в сложной ситуации, мне даже не к кому обратиться. И здесь, в санатории, я абсолютно одинока. Степан при всех своих мускулах явно мне не помощник. А Константин – настолько холоден, недоступен... Сегодня, когда случилась трагедия с моей клиенткой, я его мельком видела. Он тоже присутствовал в спортивном комплексе. В ряду многих суетился вокруг бездыханного тела Елены Ивановны. О чем-то переговаривался с врачами «Скорой». Давал указания амбалу Кирюхе. Но на меня – ни мимолетного взгляда. Ни словечка сочувствия. Похоже, Константину просто на меня наплевать. Он – красивый, богатый, живет интересной и насыщенной жизнью. У него наверняка есть девушка. Такая же холеная, недоступная и образованная, как он сам. И что ему до бед какой-то инструкторши по шейпингу?
Но остановить себя я все равно не могла. Мне нужно было его видеть. Прямо сейчас. Немедленно. Хотя бы мельком. И пусть мы даже ни единым словечком не перекинемся, но от одного взгляда на Константина, я не сомневалась, мне сразу станет легче.
Я вскочила с лавочки. Ноги сами собой повели меня через парк к северной оконечности санатория. Там, под покровом древних лип, располагались коттеджи для высшего менеджмента (о, как я теперь ненавидела это словосочетание!). В ближнем к ограде коттедже жил Константин. Конечно, очень мало шансов, что я его увижу. А врываться к нему, когда давно минула полночь, неудобно. Но просто хотя бы издалека взглянуть на его окна. Представить его стройное тело под простыней. Представить, что я делю с ним постель!
В Костином коттедже было темно. Окна распахнуты, ветер тихонько колышет занавески. Единственный человек, который реально мог бы мне помочь – хотя бы своим присутствием! – спал и не ведал о том, как мне тяжело. Я против воли всхлипнула. И только сейчас увидела: на темном крыльце уютно мерцает огонек его сигареты. От моего всхлипа огонек дрогнул, упал, взметнув ослепительную тучу искр, в траву. Константин же ступил с крыльца вниз и изумленно спросил:
– Лиля?!
А я уже плакала в голос и ничего не могла с собой поделать. Костя не стал задавать ненужных, а главное, бесполезных вопросов. Он просто обнял меня за плечи, крепко прижал к себе, уткнулся лицом в мои волосы. А когда из моей груди вырывалось особенно отчаянное рыдание, стискивал меня еще сильней.
Едва я отплакалась, он осторожно коснулся губами моих глаз. Взглянул на меня – губы мокры от моих слез – и прошептал:
– Лиля. Все будет хорошо! Я тебе обещаю!
От этих сочувственных слов я заревела еще горше. Сквозь всхлипы пролепетала:
– Да как же может быть хорошо? Ты разве не знаешь? Елена Ивановна умерла! Умерла на моей тренировке! И директор, этот карлик, сказал, что в ее смерти виновата я! А я на самом деле...
– Лиля, – перебил он. – Не терзай себя так. Я же сказал: все будет хорошо! Мы с этим справимся!
И мое сердце просто запело от радости. Он сказал – мы? Мы – с ним?!
Я уткнулась лицом ему в грудь. От его рубашки, несмотря на поздний вечер, пахло свежестью. От него самого – вкусным лосьоном. И что удивительно: никаких особых мышц, если он и тренировался, то от случая к случаю, но от него буквально исходили флюиды мужской силы. Никакого сравнения со Степаном! Тот, несмотря на свои мускулы, явный слабак. А на этого человека гарантированно можно переложить ответственность.
Я с надеждой спросила:
– Но как справляться? Директор заставил меня расписку подписать. На тридцать тысяч долларов...
Скажи Константин: «Я дам тебе эти деньги», я бы бросилась к его ногам. Однако он ничего не произнес. Просто обнял меня еще крепче. А я пробормотала:
– Мне такой суммы в жизни не заработать. Просто не знаю, что делать. Жить не хочется.
– Не надо так говорить, – твердо заявил Константин. – Выход, Лилечка, есть всегда. Только он не всегда очевиден.
А я предположила:
– Так, может, самое простое? Послать их? И сказать, что ни копейки они от меня не получат?
Лицо Константина стало на секунду безжалостным, жестким – однако он быстро взял себя в руки. Бережно сжал мою голову в своих ладонях:
– Лиля, Лилечка! Ты сама не знаешь, насколько тебе идет быть беззащитной, слабой. Но ты бываешь такой очень редко. Лишь на минутку. А потом снова готова к бою.
«Скажи, что хочешь быть со мной рядом – и я буду слабой, беззащитной и нежной всегда!»
Но Костя снова не произнес тех слов, что я от него ждала. Вместо этого бережно коснулся губами моего виска и сказал: