Идеальная пара
Шрифт:
– Как вчера работалось?
– Я почти закончил одеяло для пикника.
– Замечательно, – улыбнулась Джиджи, радуясь за Фредди, как мать радуется за дитя. – А как вещи на одеяле? Как корзинка для пикника, забытая ложка, недоеденное яблоко и раскрытая книга?
– Ты помнишь? – изумился юноша.
Значит, от него не укрылась ее озабоченность. Да и было бы глупо надеяться на обратное.
– Конечно, помню. – Только очень смутно. И то лишь потому, что постоянно его об этом спрашивала. – Как с ними продвигаются дела?
– Бьюсь над книгой. Она наполовину на солнце, наполовину в тени,
– А какими их видит мисс Карлайл?
– Зеленоватыми. Потому-то я в растерянности. Мне казалось, они должны быть желтоватыми. – Фредди шагнул к ручью. – Мы еще в «Вересковом луге»? Помнится, я раньше не уходил так далеко от дома.
– За ручьем начинаются владения Фэрфордов.
– В один прекрасный день они стали бы твоими.
Маркиза внимательно посмотрела на собеседника.
– Земли мне и без того хватает.
Фредди вздохнул:
– Я имел в виду… Если бы у вас с лордом Тремейном все было хорошо. Или если бы вам удалось забыть прошлые обиды.
– Или если бы седьмой герцог не отдал Богу душу перед нашей свадьбой, – добавила Джиджи. – Жизнь идет не так, как задумано.
– Но о смерти седьмого герцога ты, наверное, жалеешь не так часто, – сказал Фредди.
Джиджи уже открыла рот, чтобы в тысячный раз за последние месяцы развеять его тревогу, как вдруг ее поразила нелепость и абсурдность всей ситуации. Фредди знал. В глубине души он понимал, что все изменилось, даже если открыто этого не признавал.
Его беспокойства не унять словами и не вырвать из сердца даже свадебной церемонией. И оно, словно призрак, будет прятаться в щель при свете дня и выползать, когда за окном спускается ночь или воет буря.
Ее молчание тяжелой гирей повисло в воздухе. Лицо Фредди застыло в недоумении. Наверное, он тоже привык к искусным выдумкам и заверениям, которые она выдавала с производительностью конвейера. Но слишком уж завралась. Замок, который она мысленно возвела для себя и для Фредди, был такой же фальшивкой, как намалеванный на заднике подмостков форт.
Ни слова не сказав, Фредди побрел вдоль ручья, словно стремился отдалиться от нее, чтобы собраться с мыслями. Еще можно было его приласкать и притвориться, что все прекрасно устроится, И в очередной раз обмануть его.
Какой же надо быть самонадеянной и даже наивной, чтобы столько времени твердо верить в свою способность осчастливить Фредди, самой при этом оставаясь несчастной! Так не бывает, чтобы в браке была счастлива только одна сторона. Счастливы либо оба, либо никто.
Маркиза нагнала юношу и взяла его за руку.
– Здесь хорошее освещение, – упавшим голосом проговорил Фредди. Сейчас он походил на творение своих любимых импрессионистов: образ задумчивого и чуть грустного человека на пленэре, в окружении буйной растительности и ярко-голубого неба.
Джиджи указала на ручей:
– Видишь то место, где ивы растут совсем близко к берегу? Там я впервые встретила лорда Тремейна.
Фредди, казалось, еще больше погрустнел.
– Любовь с первого взгляда?
– Почти. С первых суток. – Маркиза вздохнула. Было очевидно, что пришло время объясниться начистоту. – В каком-то смысле я стала жертвой молодости и неопытности:
Фредди охнул. Она никогда не рассказывала ему, и вообще никому, куда уходят корни ее злополучного брака. Оно и неудивительно: эта неприглядная история раскрывала ее с той стороны, которая нравилась Джиджи меньше всего.
– Своей низостью я выклянчила у судьбы три недели счастья, но счастье это было с душком. А потом все с треском рухнуло. – Она вздохнула. – Жизнь быстро ставит заносчивых на место.
– Ты не заносчивая, – возразил Фредди. Ох, Фредди, славный Фредди!
– Сейчас у меня заносчивости, может, и поубавилось, но я же с самого начала не снизошла до того, чтобы рассказать тебе правду – о своем браке, о картинах…
Молодой человек пристально посмотрел на нее.
– Ты что, и впрямь думаешь, я полюбил тебя за то, что на твоих стенах висят какие-то картинки? Да я обожал тебя еще до того, как переступил порог твоего дома!
Маркиза сокрушенно покачала головой:
– Ах, жаль. А я-то надеялась, что все дело в картинах. Тогда вы с мисс Карлайл подошли бы друг другу во всех отношениях.
– Анжелика хочет сделать из меня гения. Второго Бугро – самого прославленного художника наших дней. Но меня не привлекают ни известность, ни способность печь картины как пирожки. Да, я медленно рисую, но мне все равно. Я нишу, что мне нравится и когда нравится: И я бы предпочел не ломать голову над тем, какого оттенка должен быть кусочек тени на холсте – желтоватого или зеленоватого.
Джиджи печально улыбнулась:
– Сочувствую. Но мне все равно хотелось бы, чтобы у вас с мисс Карлайл…
– Но люблю я тебя.
– Я тоже тебя обожаю, – сказала она от чистого сердца. – Я не знаю человека лучше тебя. Но если мы поженимся… между нами всегда будет стоять третий. Это нечестно по отношению к тебе. А со временем такое положение станет невыносимым. Я терзалась дни и ночи напролет. Ты ни разу не предал нашу дружбу. Я все спрашивала себя: как я могу тебя подвести, причинить тебе боль? Но в конце концов я поняла, что самым подлым образом обману твое доверие, если и дальше буду делать вид, будто все осталось как прежде. Нет, не в моих силах все изменить, как не в моих силах повернуть реку вспять. Я только могу быть честной с тобой – отныне и навсегда.
Фредди понурил голову.
– Ты до сих пор его любишь?
Вот он – вопрос, которого она не так давно боялась как огня и который он шесть недель назад не отваживался задать.
– К сожалению, да. Не знаю, смогу ли я в достаточной мере искупить, свою вину…
– Ты ни в чем передо мной не виновата… Ты никогда меня не подводила, не подвела и на этот раз. – Он заключил ее в объятия. – Спасибо.
– За что? – изумилась миледи.
– За то, что принимала меня таким, как я есть. Я ни во что себя не ставил, пока не появилась ты. Ты даже не представляешь, какими чудесными были для меня последние полтора года.