Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
к стародавним идеям Маккиндера и Хаусхофера показывают
удручающее невежество по отношению к по-настоящему научным
зарубежным концепциям последних десятилетий.
Любопытно, что и сам Б. Межуев, судя по всему, не видит
значимости и перспектив собственно научных — эмпирических и
теоретических — исследований в области геополитики. Присмотримся
к следующему пассажу:
«Пока большая часть вышеуказанных течений продолжает развиваться
скорее в рамках
деклараций […] Геополитические школы в России пока не представили
убедительных политико-географических аргументов в свою пользу.
В какой-то мере виной тому принципиальная зависимость геополитики
от внешнеполитической конъюнктуры: те или иные процессы на
поверхности земного шара неизбежно вносят коррективы в самые
изощренные и на первый взгляд хорошо обоснованные геополитические
концепции» [Мыслящая Россия, 2006, с. 298].
Итак, обоснованных научных концепций в российской геополитике
нет, поскольку «процессы» вносят в них «коррективы», а поэтому
данные концепции вынуждены оставаться публицистическими (читай,
конъюнктурными и сиюминутными). Что же такое «коррективы» для
настоящей научной концепции или гипотезы? Это подарок судьбы,
естественный эксперимент, ценнейшая эмпирическая проверка. А вот
если «коррективы» мешают концепциям, значит, изначально в них не
было ни грана научности, объективности, обоснованности, что,
собственно, и требовалось доказать.
138
Впрочем, отрицание возможностей собственно научных
геополитических исследований — это, видимо, не обсуждаемое и само
собой разумеющееся общее место среди авторов, пишущих на данные
темы. Оставим в покое «идеологов» и «вождей», использующих
геополитический дискурс как новую мифологию, символ веры или
риторическое орудие. Действительно интересный, самостоятельно
мыслящий исследователь Вадим Цымбурский считал, что геополитика
«начинается там, где налицо — пусть в замысле или умственной модели
— волевой политический акт, отталкивающийся от потенций,
усмотренных в конкретном пространстве», «восприятие мира
в политически заряженных географических образах»
[Цымбурский, 1999].
Здесь явственно видно смешение геополитики как реальности
(взаимодействия между сообществами относительно военно-
политического контроля над территориями и акваториями) и
геополитики как дисциплины, изучающей эту реальность. Такое
раздвоение значений (область реальности и изучающая ее наука)
характерно для множества других терминов (история, экономика,
география, геология, демография,
в них почему-то путаницы не возникает. В реальных политических
решениях и действиях действительно присутствуют осознанные или
нет геополитические модели и концепции, но то же касается
экономической, культурной, демографической, экологической политики.
Нетрудно видеть, что в цитированных статьях либерального
обличения геополитики С. Медведевым, В. Жарковым, А. Зубовым
также имеет место досадное смешение. В их представлении о
геополитике как «соблазне», «фейке», «тщете» в неразличимое целое
слеплены претензии геополитики на научность, идеи политического
реализма и Realpolitik, социал-дарвинизм, оправдание
территориальной экспансии, агрессивных войн, националистическая и
имперская пропаганда. Следует признать, что и упомянутые
А. Зубовым классики европейской геополитики, и нынешние
российские адепты сходного синкретического и экспансионистского
представления дают достаточно оснований для такой склейки и для
такого обличения.
Где же поставить запятую в формуле «геополитику отменить
нельзя развивать»?
Могущество на территориях —
неизбывная и меняющаяся реальность
Действительно, значат ли высказанные обвинения, что нужно
геополитику отменить, считать само это направление мысли и сферу
интересов порочными, антинаучными, не достойными внимания?
139
Может быть в мире прекратились войны? Государства перестали
разделяться и объединяться? Исчезли армии и границы? Уже пропали
спорные территории и непризнанные государства? Никакие провинции
и этнические меньшинства не хотят отделяться и никогда не
отделятся? Есть уверенность, что больше не произойдет сдвигов
могущества на территориях, в том числе силовым путем?
Смело на каждый из этих вопросов следует сказать «нет».
Кроме гражданских войн (Югославия, Ливия, Сирия, Ирак),
внешних вторжений со свержением прежней власти (Афганистан,
Ирак), замороженных конфликтов (Тайвань, Приднестровье, Карабах,
Абхазия и Южная Осетия), случаев переделки границ (Крым),
сложной судьбы территорий с утраченной или резко ослабленной
государственностью (Афганистан, Сомали, восточный Донбасс,
общества Центральной Африки), споров за острова (Япония и Россия,
Япония и Китай, Аргентина и Великобритания), есть еще случаи