Идет розыск (журнальный вариант)
Шрифт:
— Ну, выкладывай, — продолжал Коменков, — Я, знаешь, ясность люблю. — Но тут он вскочил со стула. — Слушай, давай все-таки выпьем, а? По маленькой. Ты учти, — он весело погрозил пальцем, — комиссар Мегрэ тоже выпивал на работе, Это я лично читал. А как работал? Нам бы так работать! «Нам бы, — поразился Усольцев столь откровенной наглости. — Вот дает». Теперь он уже и вовсе не знал, как начать разговор. Может, выпить рюмку? Он же теперь не отстанет, и разговора не получится.
— Ладно, наливай, —
Они чокнулись и выпили за дружбу, как объявил Коменков.
— Тебя как звать? — спросил он, ставя пустую рюмку на стол.
— Виктор.
— Ого! И мена! Мы с тобой братики, Витя, — с воодушевлением объявил Коменков, обнимая Виктора за плечи.
А Усольцев, обретя было почву под ногами, вдруг почувствовал, как она снова ускользает из-под него. Серьезный разговор решительно не получался.
— Я тебе все скажу, Витя! Я тебе по-братски все скажу! Ей-богу! — Коменков попытался снова наполнить рюмки.
— Погоди, — закрыл ладонью свою рюмку Усольцев. — Вот скажи, ты в театре работал?
— Точно. Работал. Администратором.
— А Диму помнишь?
— Это какого Диму, откуда? — наморщил лоб Коменков и даже отставил в сторону бутылку.
— Ну, Дима… Такой… — Усольцев назвал приметы.
— А-а! Что, задымился? Ты, Витя, все можешь мне сказать, понял? Могила! Будь спокоен! Значит, задымился? Ай, ай, ай! Ах, утенок! Ах, котенок! Ах, поросенок! Выходит, добегался? Я ж говорил…
Коменков, казалось, совсем развеселился.
— Да с чего ты взял, что задымился? — сердито остановил его Усольцев. — Мне с ним просто поговорить надо. У тебя телефон его есть?
— Что ты, родимый! Откуда у меня его телефон? Прибежит, убежит, и все дела, Слушай, — деловито объявил он. — Есть идея. Оставь мне свой телефончик и фамилий. Как этот Фигаро появится, я тебе звякну. Лады? Вместе хватать его будем.
— Да зачем мне его хватать! — досадливо поморщился Усольцев. — Я тебе уже сказал, мне только поговорить с ним надо. Запомни ты наконец.
— Витя, не блефуй. Я твои карты насквозь вижу, — хохотнул Коменков. — Ты не знаешь, с кем дело имеешь. Сказал — помогу, значит, помогу. Все. И не трясись. Давай телефон.
Усольцеву ничего не оставалось, как продиктовать телефон и свою фамилию. При этом слабая надежда все же теплилась у него: вдруг да этот прохвост и в самом деле позвонит — вроде бы Усольцев его к себе расположил.
Записав телефон и фамилию своего нового знакомого, Коменков внушительно сказал:
— Но, Витя, учти. Если милиция теперь будет меня обижать, я к тебе. Так сказать, услуга за услугу. Договорились? Слушай!
— Его вдруг осенила новая мысль. — Ты мне бумагу выхлопочи, а?
Ну там, помощник милиции, внештатный, словом. Витя, я прошу, — он прижал руки к груди. — Во, как надо. А?
— Ты сначала помоги, я потом проси, — хмуро ответил Усольцев, все больше сомневаясь, что от его визита будет толк.
— Что ты! — воскликнул Коменков. — Тебе просто не хватает проницательности. Ко мне нужен только подход, понимаешь? Меня, Витею, надо заинтересовать. Ну, давай по последней, а? За дружбу, чтобы не ржавела. Я для тебя.
Он снова схватился за бутылку, Усольцев уже не знал, как от него избавиться. И испытал неслыханное облегчение, оказавшись, наконец, на лестнице.
Стремительно скатившись по ней вниз, словно этот неуемный Коменков гнался за ним со своей бутылкой, Усольцев выскочил на улицу.
По дороге он размышлял, что же все-таки сообщить Лосеву, вернее, как сообщить, чтобы не выглядеть в его глазах уж полным профаном и лопухом. А, впрочем, почему профаном и лопухом? В конце концов он вел себя в данных сложных обстоятельствах вполне правильно, и не его вина, что этот тип ничего не знает про того Диму.
Так он по приезде и доложил Лосеву. К сожалению, в комнате в этот момент присутствовал и Откаленко. Это портило Усольцеву настроение во время доклада, и почему-то он невольно отошел еще дальше от истинных обстоятельств.
Лосев слушал внимательно, не перебивая вопросами, а Откаленко, казалось, и вовсе не слушал, уткнувшись в какие-то бумаги.
Когда Усольцев закончил, Лосев спросил:
— Значит, этот Коменков ничего про Диму не знает?
— Он и его самого еле вспомнил. Когда-то тот выклянчил у него контрамарку на спектакль. И больше вообще не появлялся.
— А верить ему можно?
— Думаю, да. Пустой, конечно, парень. Но в данном случае скрывать ему было нечего. К тому же милиции боится, — зачем-то добавил Усольцев.
— Значит, разговор получился откровенный?
— Абсолютно. Я его, знаешь, как расположил.
— Так-так… — задумчиво произнес Лосев и неожиданно спросил: — Значит, два раза он был женат?
— Минимум, — подтвердил Усольцев. — А что такого?
— Да нет, ничего. А сколько раз его с работы вышибали? Усольцев махнул рукой.
— Не сосчитать. А уж девок у него, между прочим…
— М-да. — Лосев недоверчиво покачал головой. — И такой парень на полную откровенность с тобой пошел?
— Пошел, пошел, не сомневайся.
— Брешешь ты что-то, Усольцев, — неожиданно произнес Откаленко, не отрывая глаз от бумаги, которая лежала перед ним на стопе.
— Что значит «брешешь»? — вскипел Усольцев. — Ты все-таки выбирай выражения.
— Вот я и выбрал.
— А я, между прочим, не тебе докладываю. Старший у меня Лосев, а не Откаленко.