Иди куда хочешь
Шрифт:
И еще: это его наука властно говорила в юных кшатриях, в царских сыновьях. Убийство человека во время битвы не признается за грех, но трижды греховно убить безоружного или связанного, молящего о пощаде или уклонившегося от сражения, сидящего и лежачего, юродивого, евнуха и несовершеннолетнего. Спящий неприкосновенен, нагой в безопасности, слова «я твой!» крепче любого щита, зритель защищен богами и честью воина, удар сзади запретен, а добивать тяжко раненного — вечный позор. Воитель отпускает с миром тех, чье оружие сломано, кто огорчен печалью, охвачен страхом или обратился в бегство, свята неприкосновенность возницы, певца и брахмана, а также женщины и слонихи, а также мальчиков и старцев, пленные
Таков Закон.
Таковы границы, в которых имеет право действовать Польза.
Брахман-из-Ларца не представлял себе иной войны. Так слепой от рождения не в состоянии представить себе цветущую яблоню.
Или дымящуюся требуху в распоротом чреве оленихи-важенки.
Когда на пустую арену, заново убранную слугами, выехал Серебряный Арджуна, серый взор маленького брахмана остался бесстрастен. Нет! — он даже приспустил морщинистые веки, словно не собирался глядеть на подвиги лучшего из своих учеников. Время шло, снежный сугроб на западной террасе оставался недвижим, и общий крик испуга не смог поколебать спокойствия Дроны.
Он и так знал, что сейчас видят зрители.
Они видят ад.
Пылающую геенну, рукотворное пекло вместо арены, где вода тверда, земля летуча, ветер хлещет наотмашь, а горы бродят пьяными от течки слонихами. Вот сейчас, сейчас погибнет смельчак, вызвавший светопреставление! — но горы корчатся под ливнем огненных стрел, ветер рассечен синим мечом, копыта грохочут по кипятку, словно по булыжнику, и воспаленные губы плюются словами, от которых ад вздрагивает в смятении.
Арджуна демонстрировал владение Астро-Видьей.
Наглядно и безопасно.
И зрители чувствовали себя богами, наблюдающими за схваткой гигантов.
Дрона позволил себе отвлечься и вспомнил, как три года назад приступил к обучению Арджуны, поддавшись на уговоры Грозного. Первые же дни стали днями разочарования. Начало Безначалья, единственное место, где можно было всерьез обучатьс владению небесным оружием, наотрез отказывалось принимать в себя нового ученика. То, что в свое время с легкостью далось Брахману-из-Ларца, не давалось молодому царевичу. Часы медитаций — тщетно! И тело, и дух Арджуны оставались здесь. Дрона расспросил Гангею Грозного о его сроке обучения у Рамы— с-Топором, Грозный ответил искренне, не упустив и рассказ о битве с учителем на льду Прародины, — и понимание пришло само.
Кшатрий мог попасть в Начало Безначалья, лишь окутанный Жаром учителя— брахмана или иного дваждырожденного, чьих запасов тапаса хватало на этот подвиг.
Еще могли пособить боги, но обращаться всякий раз к сурам-небожителям, пусть даже ради сына Громовержца?..
Дрона отверг божественный путь и попытался вытащить Арджуну в Безначалье самостоятельно. После чего неделю отлеживался дома, приходя в себя и благодаря судьбу за своевременное отступление. Большая часть личного тапаса Дроны, накопленного за годы аскетических странствий, была израсходована на рождение сына. А десять с лишним лет жизни во дворце, жизни спокойной и размеренной… Брахман-из-Ларца не умел лгать самому себе. Да, последние годы он был брахманом меньше всего. Да, Наставник — но наставник-воевода. Да, советник, но советник-политик. Да, муж. Да, отец. Да, уважаемый и досточтимый…
Пожалуй, сейчас Жара ему хватало лишь на приличное перерождение в случае смерти.
Для занятий с Арджуной оставалась только реальность. Дрона вывозил Серебряного юношу в глушь, в чащи Пхалаки и на речные отмели Ямуны, где сожженные деревья и покореженные холмы могли удивить разве что местное зверье. Разумеется, осваивать даже там мантры вызова «Головы Брахмы» или хотя бы «Южных Агнцев» было сумасшествием — грохни такое в мире смертных, и
Все равно, когда Арджуна увлекся «Грохочущими Стрелами», лес Кхандава перестал существовать. Дрона устроил ученику грандиозную выволочку, а меж людей загуляла байка: дескать, сын Индры восстал на собственного папашу, вопреки воле последнего скормив всю чащу голодному Агни, за что Семипламенный подарил кормильцу великий лук Гандиву, два неистощимых колчана и колесницу под стягом обезьяны.
Людям рты не заткнешь.
Даже «Грохочущими стрелами».
Именно в это время Дрона сделал открытие. Воин, пользующийся Астро— Видьей, подобно жрецу связывал воедино Слово, Дело и Дух — Слово открывало, Дело поддерживало, а Дух воплощал. Но кто сказал, что две опоры из трех не удержат здания?! Хотя бы временно! Юноша горяч духом? — исключим Дух. И маленький брахман принялся гонять ученика, заставляя его при этом оставаться совершенно спокойным. Как ни странно, это оказалось совсем просто. В глуши они были один на один, соперники отсутствовали, да и не было у Арджуны соперников меж ровесников, а считать соперниками Дрону или Грозного… Опять же присутствие Брахмана-из-Ларца, чьему хладнокровию могли позавидовать гималайские ледники, благотворно влияло на Арджуну.
Дух оставался в покое.
Слово и Дело сливались вместе.
И Дрона видел: теперь все происходит как бы на самом деле. Пышет огонь, летят молнии, бьются с нагами-копьями железноклювые птицы, пенится земная плоть, но это лишь иллюзия, мара, которой для подлинного воплощения не хватает горячего человеческого сердца.
Дом на двух опорах был прекрасен и совершенно непригоден для жилья, что вполне устраивало Наставника Дрону. Так можно учиться здесь, так ни к чему рваться в Безначалье, а если Арджуне когда-либо придется испытать силу Астро— Видьи в настоящем бою…
Бой, в отличие от учебы или демонстрации, не оставит Дух равнодушным.
Третья опора появится сама.
И пламя станет пламенем.
До конца.
…Снежный сугроб на западной террасе каменел в неподвижности и не знал, что спустя мгновение он начнет стремительно таять.
Дрона никогда не выступал прилюдно, он никогда не хотел понравиться толпе, никогда не искал чужого восторга или славы.
Поэтому изощренный разум Брахмана-из-Ларца даже не мог себе представить, что способны сделать овации с Духом сына Громовержца.
Никто не всеведущ, даже боги.
3
АРДЖУНА
— Ом мани!
Слова намертво заученных мантр вихрем слетали с его губ и кречетами— призраками уносились вдаль, пронизывая толщу Трехмирья, туда, где вились такие же призрачные стаи невиданных стальных птиц. Но сталь оперения была бессильна спасти птиц от ловчих кречетов великого воина Арджуны, и там, далеко, за невидимым в дымке горизонтом, раз за разом вспыхивали отсветы запредельных зарниц, когда кречет настигал очередную жертву. Тотчас же очередное чудесное оружие возникало в руках витязя, и тьмы врагов в страхе бежали прочь под ливнем медных стебельков травы куша, хлещущим в их спины, шипастые шары рвались с оглушительным грохотом в гуще неприятеля, семенами гибели извергая из себя наконечники стрел, земля разверзалась под ногами беглецов, и небо разверзалось над их головами, и грозовые перуны рушились навстречу адскому пламени, кипящему в трещинах тверди, и не было спасения ни на земле, ни в воздухе, ни в воде, ни в недрах земных…