Идол липовый, слегка говорящий
Шрифт:
Саша задумался.
– Я думаю, лучше попробовать его найти, – решил он. – Может, хоть он внятно расскажет, что здесь происходит и куда нас занесло. К тому же до него, как уверяли, недалеко. Возвращаться назад не хочется. Что-то мне это место нравится все меньше и меньше.
Ирка подумала и согласилась:
– Это логично.
– Значит, на том и порешим, – подытожил Саша.
Все-таки она – хорошая девчонка, размягченно заключил он про себя, глядя, как Ирка начала деловито собирать разбросанную одежду. Сквозь то, что на ней оставалось, просвечивало ее стройное тело с незагорелыми полосками на груди и бедрах. Здесь, в этом полутемном, вековом лесу, оно выглядело особенно хрупким. Беззащитным.
Хорошая девчонка, даром что «би», вновь подумал Саша. Не от хорошей жизни, наверное, «би». Так получилось… Мужественная девочка. Боится ведь, видно, что трусит. Но держится без соплей и слез – это главное. Приняла таблетку фирмы «Кукоров-медикал», и порядок. Почти что свой парень!
Может, в нем тоже есть что-то нетрадиционно-сексуальное, что его привлекают такие вот «свои парни» с незагорелыми полосками от купальников? Ленка тоже все время занималась спортом и диетами, поддерживая мальчиковую поджарость фигуры. С другой стороны, чем ей еще заниматься при двух богатых мужьях?
Заимку Демьяна они нашли на удивление легко и быстро. Просто вышли на нее, набрели внезапно, как грибник на пенек с опенками. Часа через три уже стучались в ворота.
Заимка оказалась фундаментальной. Настоящая лесная крепость, если глянуть со стороны. Добротные, широкие ворота без щелей и разболтавшихся досок были украшены сверху чем-то вроде головы одраконившегося петуха. Немалую территорию двора огораживал сплошной бревенчатый частокол в полтора человеческих роста, из-за частокола был виден крепкий дом из массивных, неохватных бревен. Из тех, что рубятся на всю жизнь и стоят веками. Некрашеное дерево потемнело от времени, но выглядело не серым, а именно благородно-темным, словно мореным. Смотрелось незыблемым и вечным, как преемственность поколений. Даже зеленые вкрапления мха, кое-где запятнавшие стены, здесь не напоминали о тлении, скорее о времени, которое течет мимо, не нарушая устоев. Было во всем этом нечто могучее, даже грозное. Не просто лесная крепость, а крепость, выдержавшая осаду. Если бы сейчас вдруг оттуда хлынули сразу сорок разбойников во главе со своим Кудеяром Батьковичем, Саша бы не удивился.
Но раз пришли, надо было стучать.
В ворота Саша постучал сначала кулаком, а потом ногой. За воротами явно кто-то был. Там возились, басовито рыкали и сдержанно, с надеждой подгавкивали. Судя по всему, ждали гостей внутрь. А уж там они себя покажут, там они себя проявят во всей сторожевой мощи клыков и когтей!
Понятно, хоть собака и друг человека, а за собаку – ответишь!
Входить после этого откровенно не хотелось.
– Может, покричать? – предложила Ирка.
– А что будем кричать? Откройте, люди добрые, или сразу: караул, уберите собак?! – спросил Саша.
Он опять постучал ногой. За воротами снова предвкушающе гавкнули.
– Открыто же! Стучат, стучат, а чего стучать? Открыта же воротина, неужели не видно? Взяли бы да зашли! Раз открыто, значит, и заходить можно… – раздался сзади незнакомый голос, низкий и рокочущий, как взлет тяжелого бомбардировщика.
Они испуганно оглянулись.
Позади стоял высокий седой старик, ощутимо сгорбленный временем, но все еще не сдающийся под его тяжестью. Одет он был в линялую телогрейку привычного среднерусского фасона «от сумы и тюрьмы». На ногах кирзовые сапоги и серые штаны с яркими заплатами красного и синего цветов. Заплаты были свежие, вольные и смотрелись завораживающе, как картины абстракционистов.
Впрочем, первым делом они обратили внимание на его волосы и бороду. Длинные, густые, волнистые и абсолютно седые волосы развевались по ветру гривой и придавали его внешности нечто библейское. В крайнем случае, патриархальное и значительное. Такие благородные лица можно видеть на старинных иконах. Впрочем, в серо-голубых глазах явно просматривалась улыбка. Хорошая улыбка, располагающая. Это отличало. На иконах улыбаются редко, все больше скорбят.
У Саши слегка отлегло от души. Действительно, с чего он решил, что Демьян – это нечто грозное и дремучее. Как икона, например. Или как его крепость-заимка…
– Извините, Демьян – вы будете? Извините, не знаю отчества… – осторожно проговорила Ирка.
– Ничаво, можно и без отчества, мы привыкшие… – неторопливо прогудел старик.
– Ну нет, неудобно, по отчеству все-таки лучше.
– Ничаво, и по отчеству можно, мы и к такому привыкшие… – миролюбиво согласился старик. – По отчеству – Еремеевич я. Раз родитель мой, земля ему пухом, был Еремей, значит я – Еремеевич.
Говорил он неторопливо. Долго, протяжно, словно выпевая слова, пробуя их на язык, прежде чем вытолкнуть изо рта. С непривычки к такому слушать его было трудно. Приходилось вслушиваться.
– Очень приятно, Демьян Еремеевич! Я – Ира, а это – Саша, – представила она. – Мы…
– Знаю, знаю… С вертолета упали, – протянул старик.
– С вертолетом, – уточнил Саша.
– Чаво? – не понял тот, моргая глазами.
– С вертолетом, – повторил Саша. – Если бы с вертолета, мы бы здесь не стояли.
Старик тяжело, основательно задумался, хмуря белые и кустистые, как у Деда Мороза, брови.
– Но в целом вашей информативности остается только позавидовать, – поспешно добавил Саша, гадая, не обиделся ли лесной человек на лексическую поправку.
Тот еще похмурился с минуту, потом неожиданно и без всякого перехода захрипел, забулькал изнутри и конвульсивно закашлялся. Они не сразу догадались, что он так смеется.
– С вертолетом, значит… Упали и с вертолетом… – повторял он с душераздирающими звуками, хлопая себя руками по абстракционистским ляжкам и дергаясь всем могучим, костистым телом. То, что булькало внутри, брызгами слюны вылетало из приоткрытого рта, где проглядывались неровные осколки зубов.
Да, смех его никак нельзя было назвать заразительным. Наверное, патриархи не зря воздерживаются на иконах от веселья… Что же его развеселило все-таки? А в общем и целом, нормальный дед, решил Саша. Малость заторможенный. Так это у него образ жизни такой. Отшельник, уединенный в себе. Где каждое слово – серебро, а два – золото. Кому тут его говорить, это слово? Разве что зарычать или гавкнуть…
– Ну, насмешил, однако… Входите, гости, входите… – сказал Демьян, отсмеявшись, успокоившись и чистоплотно вытирая ладонями длинную бороду.
Он толкнул створку ворот, и та, не скрипнув, открылась. За воротами оказались целых три лохматых собаки, каждая – ростом по пояс Саше.
– Не бойтесь, собаки не тронут, – добавил старик, заметив их опасливые взгляды. – Они у меня ученые, на людей без команды не кидаются. На волка там, на медведя – пожалуйста, а на людей – нет.
Ирка и Саша с уважением, бочком обошли этих лохматых чудищ, которые без команды кидаются на медведя. На людей не кидаются, но кто их знает, вдруг они на сегодня решат отступить от принципов?