Идол липовый, слегка говорящий
Шрифт:
– Дело в следующем, – объяснил Иннокентий. – Давай я лучше расскажу тебе одну историю.
– Притчу про неудачника? – уточнил Саша.
– Во-первых, не притчу, а вполне реальную историю. А во-вторых, не про неудачника, а про жизнь в целом, – сказал хранитель.
– Значит, про неудачников, – подытожил Саша.
– Очень оптимистично! Ну ладно, слушай… Произошло это где-то в семидесятых годах в городе, если не ошибаюсь, Светлодольске Тамбовской области. Жил там некий человек – Иван Иванович Подосиновик. Незаметный человек. Кроме редкой, веселой фамилии ничем особенным не выделялся. Работал бухгалтером в «Стройдортресте» и считался в глазах начальства не слишком перспективным сотрудником. Что называется, звезд с неба не хватал и даже не собирался тратить время на подобные глупости. Поэтому, дожив до пятидесяти лет, так и оставался старшим бухгалтером без всякой надежды выйти в главные. Но речь не о том…
Надо сказать, несмотря на легкомысленную фамилию, был Подосиновик человеком тяжелым. Вредным и неуживчивым – это точно. Из тех вечных скептиков, которые всегда недовольны. Не собой, конечно, а окружающими. Есть, знаешь, такие, что каждый день просыпаются с готовым, как заряд на боевом взводе, раздражением. Сами-то они все знают, как, например, нужно планировать производство или как руководить государством, но их почему-то никто не спрашивает. А это обидно. Когда же они начинают советовать и поучать без спроса – все только злятся в ответ. И это еще обиднее и наводит на самые нелестные мысли обо всех сразу… Словом, коллеги его не любили, друзей у него не было, жена – и та ушла много лет назад, не сойдясь характерами до степени постоянного короткого замыкания. А потом вдруг случился и на его улице праздник. Как одному из старейших работников треста начальство вручило ему на пятидесятилетие ордер на однокомнатную квартиру в новом, строящемся доме на шестом этаже.
Праздник – праздником, а квартирой Иван Иванович, конечно, сильно обеспокоился. Еще бы: столько лет прожил в коммуналке, страдая от соседей, как от хронической невралгии, а тут – собственное жилье с санитарно-гигиеническими удобствами индивидуального пользования! Да, но как теперь строят! Ему ли не знать… Таким образом, он просто извел себя строительно-квартирным вопросом до бессонницы, заранее представляя, чего поналяпают ему эти халтурщики и рвачи из «Стройжилтреста».
Его попытки проникнуть на объект и давать советы прямо на месте будущего жилья успехом не увенчались. В смысле отвязной лексики светлодольские строители ничем не хуже своих воронежских или, допустим, калужских коллег, так что ушел он со стройки многоэтажно обруганный. Но не побежденный.
Подосиновик решил подойти к вопросу с другого бока. В тихий выходной день проникнуть на стройку, обследовать свои будущие квадратные метры и переписать все недочеты. А потом идти с этим списком прямо к строительному начальству и трясти бумагой перед самым носом. Чтоб знали – имеют дело не с идиотом! Его, Подосиновика, на кривой козе не объехать и иными хитрыми способами не обойти! Он, Подосиновик, всех выведет на чистую воду еще на стадии отделочно-малярных работ!
Перепись недоделок заняла у него даже больше времени и нервов, чем предполагалось. Особенно не давало покоя окно в комнате. Если посмотреть слева, то еще ничего, а если справа – определенно кривое.
В сердцах Подосиновик даже выскочил на балкон, чтобы глянуть на окно снаружи. Только забыл по горячке, что балконная дверь имеется, а самого балкона пока еще нет…
Так и ухнул он в расстроенных чувствах прямо с шестого этажа строящегося дома. По дороге вниз задел высоковольтные провода. Те изменили траекторию полета, направив его не на бетонные плиты, сложенные внизу, а прямо в котлован для фундамента примыкающей постройки. Упав на глину, он покатился вниз, в глубокую яму с водой, но по дороге напоролся на металлическую арматуру. Та пробила грудь и вышла из спины. На ней он и повис.
Самое удивительное – остался живой.
Потом врач в больнице рассказывал всем, что тут, похоже, без ангела-хранителя не обошлось. Подосиновику повезло четыре раза подряд в течение нескольких секунд. Во-первых, он задел провода и изменил вектор движения. Вместо удара о плиты, который бы его просто сплющил, он упал на стенки пологой ямы по касательной и не разбился. Во-вторых, сами провода почему-то оказались отключены от сети, хотя обычно были под напряжением. В-третьих, вместо того чтобы упасть в глубокий котлован и утонуть в состоянии шока, он затормозил падение об арматуру. В-четвертых, металлический штырь прошел в сантиметре от сердца, но никаких жизненно важных органов не задел…
«Да, мужик в рубашке родился. По-другому не скажешь», – разводили руками видавшие виды городские хирурги. А мужик в рубашке скоро пришел в себя и пошел на поправку.
Через два месяца Подосиновика выписали из больницы. И тут все заметили, что вредный бухгалтер изменился до неузнаваемости. Никакой былой вредности в нем не осталось. Наоборот, стал он тихим, улыбчивым и на удивление приятным в общении. Даже если просто молчит и слушает, то молчит как-то очень доброжелательно. Заинтересованно молчит и сочувствующе. Все заметили: вот сидит он за столом в кабинете, посмотрит в окошко и вдруг улыбнется чему-то про себя. Хорошо улыбнется, радостно. И опять работает. Коллеги позлословили сначала, не без этого. Мол, похоже, пару-тройку плит старший бухгалтер все-таки расколол головой, результат – на лице…
Но человек стал – милейший. О таком и сплетничать не хочется. Такому даже хочется рассказать историю собственной неудачной судьбы, в особенности если ты – дама и у тебя накипело. От женщин у него точно отбоя не стало. Женщины ведь не только своими ушами любят, но и чужие весьма уважают…
– Значит, все-таки шарахнулся головой? Интересно, каску он с того времени случайно не носит? – спросил Саша.
Иннокентий усмехнулся:
– Нет, сводить все к бородатому анекдоту не стоит. Человек действительно изменился, без шуток. А произошло с ним вот что. Он сам рассказывал. Пришел он в себя, когда уже висел на штыре. Понял, что с ним случилось, и подумал, что, в сущности, уже умер. Не может не умереть после такого. А если жив еще, так это ненадолго, остатки жизни еще теплятся по инерции. И так стало хорошо, он рассказывал, так спокойно, когда понимаешь, что ты уже не живешь. Благостно, светло, свободно, ни одной заботы в голове. И чего он суетился всю жизнь, зачем? Потом, придя в себя в реанимации, он эту тему развил и додумал. Почему, мол, он так тяжело жил? Потому что хотел быть счастливым, как все, только еще больше. Считал, что заслуживает, безусловно, большего. А счастья не было. Не только не было, но и не предвиделось. Вот он и злился на весь окружающий мир. В реанимации он твердо решил: ну его к бесу, это счастье! Не будет он больше за ним гоняться. Начнет жить спокойно и с удовольствием. Как сложилось, как на роду написано, тем и удовольствуется. А для настоящей радости не нужно особенного повода, понял он. И так ясно понял, что это уже нельзя назвать восприятием разума. Это другое – озарение души, можно сказать. Именно так он объяснял.
Вот и стал вредный бухгалтер Подосиновик приятнейшим человеком. Такая история…
Саша немного помолчал, слушая, как шумит лес вокруг. Из-за деревьев вдруг вышел медведь, поднялся на задние лапы, увидев их. Огромный, косматый, с проседью в жесткой шкуре, с клочками шерсти, свалявшимися на боках и брюхе. Зверь смотрел на них хищными, подозрительными глазами, блестящими, как коричневые пуговицы.
– Иди отсюда, иди, – махнул ему рукой Иннокентий, – не до тебя сейчас.
Медведь послушно опустился на четыре лапы, повернулся к ним куцым хвостом и, переваливаясь, побрел в чащу, мотая огромной башкой.
– Это кто? – спросил Саша.
– Как это – кто? Медведь, – удивился хранитель.
– Нет, ты-то его откуда знаешь?
– Почему – знаю? Не знаю конечно. Я что, всех медведей в лесу должен знать?
Они помолчали.
– А что потом? – поинтересовался Саша.
– С медведем? – переспросил Иннокентий.
– С Подосиновиком. Что с ним дальше было?
– А это уже другая история, – ответил хранитель…
Станица Акуевка расположилась на берегу большого лесного озера, точнее целого каскада озер, вытекающих одно из другого, как сложенные стопкой стаканчики. Озера были красивые. Проблески сквозь деревья густо-голубой воды Саша заметил еще на подходе. Когда они перевалили через очередной холм (или сопку?), сверху открылась вся перспектива казацкого поселения: озерная ширь, уходящая к горизонту, мохнатые хвойные берега, полого сходящие к воде дворы, рубленая церковь со стройной колокольней на взгорье, черточки лодок на блестящей воде. Саша откровенно залюбовался, несмотря на предыдущие десять верст, которые, как водится, оказались с гаком.