Иду на перехват
Шрифт:
– Так соглашайся! Это же здорово!
– Не так уж здорово, но подумать стоит...
– Инна стала одеваться.
– На улице все так же тепло, можно по-весеннему?
– Вполне.
Инна достала из шифоньера голубое, отороченное норкой пальто и такую же голубенькую шляпку.
– Обновка. Сегодня купила. Нравится?
Шляпка действительно была прехорошенькая, и я показал большой палец.
Мы вышли на улицу. Солнце, хотя уже и клонилось к вершине сопки, грело еще ощутимо. С крыш свисали громадные сосульки, стучала капель.
Перед тем как идти на концерт, мы зашли в гостиницу, чтобы заказать мне номер.
– Свободных мест нет, - коротко и сухо ответила женщина-администратор.
– Не может быть, - вырвалось у меня.
– Вполне может, - категорически возразила женщина.
– У нас проходит межзональное совещание работников сельского хозяйства, ни одного места...
– Придется Магомаева слушать тебе одной, - сказал я с сожалением, выходя из гостиницы.
Инна помолчала, о чем-то думая.
– Все же послушаем вместе, - сказала она решительно и взяла меня под руку.
Магомаева, несмотря на его изумительный голос, я слушал невнимательно и сидел как на иголках, с нетерпением ожидая окончания концерта. Я ломал голову над тем, почему Инна приняла такое решение, как мне вести себя дальше. Я снова почувствовал себя неуверенно, как перед строгим командиром, от которого не знаешь, чего ожидать - благодарности или взыскания. Я следовал за Инной, как за ведущим. Но так продолжаться долго не могло. Ведущим должен быть я, иначе... какой же я мужчина?
После концерта мы зашли в гастроном, чтобы купить что-нибудь на ужин. Я остановился у винного отдела.
– Не переношу запаха спиртного, - сказала Инна хорошо поставленным учительским голосом.
Я равнодушно пожал плечами.
Ужин у нас прошел скучно, как на каком-нибудь приеме в посольстве. Инна держалась гостеприимно, но как-то скованно и сразу же после ужина принялась стелить мне постель на диване. Я подошел к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Она выпрямилась, строго посмотрела мне в глаза:
– Не злоупотребляй доверием и не заставляй меня изменить мнение о тебе.
Так и остался я на положении ведомого. Но любовь моя от этого не уменьшилась.
Мне снились облака, и мы над ними: я и Инна. Мы неслись куда-то в неведомое. Облака то клубились под нами, как туман, разгоняемый ветром, то расстилались ровным белоснежным полем, то вырастали на нашем пути темными непреодолимыми горами. Такие облака я не раз видел во время полетов. Особенно запечатлелись они при первом перехвате в стратосфере. После того они стали сниться мне. Вдруг небо потемнело, сверкнула молния, загрохотал гром...
Я просыпаюсь. В окно стучит ветер, гремит где-то на крыше железо, словно раскаты грома.
Комната залита утренним светом. Я переношу взгляд на кровать. Иннины волосы рассыпались по плечам. На лице улыбка. Никак она не была похожа в эти минуты на серьезного врача, способного написать смелую критическую статью. Я тихонько,
Инна открыла глаза и улыбнулась:
– Как спалось?
– Как космонавту, которому перед стартом дали отставку.
– Серьезно? Наверно, космонавт не был готов к такому ответственному делу. Лучше подождать, чем раскаиваться потом. А теперь, космонавт, закрой глаза, пока я оденусь.
После завтрака мы отправились бродить по городу. Но погода была совсем не для прогулок. От вчерашней тишины и солнца ничего не осталось. Дул сырой, пронизывающий ветер, с моря ползли облака. Пока они были только серыми, но я знал, что через час или два они станут темно-сизыми, такими, какие снились мне во сне. Начнется метель. Надо немедленно уезжать в Вулканск, иначе придется стоять перед Синицыным. А на этот раз он не ограничится выговором, слов на ветер наш командир эскадрильи не бросает.
Я объяснил Инне, что мне надо поторапливаться домой.
– Конечно, поезжай, - сказала она.
– Надо - значит надо. Когда приедешь?
– В следующую субботу. А если буду занят, тогда уж на майские праздники.
– Да, до мая осталось всего полторы недели. Приезжай, я буду ждать.
Она проводила меня на вокзал.
"
Дельфин"
нарушает границу
Таких метелей я еще не видел. Снег не падал и не сыпал, он обрушивался лавиной, а ветер ломал деревья, рвал телеграфные провода, бил стекла. Это был настоящий ураган. Он пронесся в воскресенье вечером, нарушив телефонную и телеграфную связь, лишив жителей гарнизона воды и света. Потом ветер снизился до штормового и не утихал несколько дней. Казалось, зима спешила вытряхнуть все свои запасы. Лишь накануне праздника небо очистилось от облаков, ветер утих.
Все, кто был свободен от дежурства и нарядов: летчики и авиаспециалисты - офицеры и солдаты, - вышли на борьбу со снегом. Надо было очистить стоянки. Пока бушевала пурга, днем и ночью на аэродроме не смолкал гул тракторов и снегоочистительных машин. И все же в постоянной боевой готовности содержались лишь главные объекты: взлетно-посадочная полоса, линия предварительного старта, где находились дежурные самолеты, и рулежная дорожка к ней.
Солнце пригревало ощутимо, снег был влажный и тяжелый. Вскоре я взмок в своей меховой куртке. Пришлось ее снять.
Техник приволок откуда-то громадный лист дюраля. Мы резали снег на куски, укладывали их на лист и, впрягшись, оттаскивали за хвост самолета, где курсировал трактор с волокушей.
Во время перерыва летчики собрались в курилке, с наслаждением затягивались дымом и грелись на солнце.
Геннадий подошел последним, вытирая потное лицо.
– Это тебе не с молодой женой спать, - насмешливо сказал старший лейтенант Шадрин, невысокий губастый татарин с черными лукавыми глазами.
– Ничего себе, с молодой, - возразил его друг лейтенант Юсупов. Четыре месяца женаты...