Иду на Вы
Шрифт:
– И правда лежиш-шь! А ведь тож-же мог убежать! Значит, правду сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: – Что это ты – уже траву от голода жуеш-шь? Эй, вы, – приказал он обступившим их воинам, – развяж-жите его и дайте поесть! Теперь он наш-ш! И в Степь! Скорее – в Степь! Пока Мономах-х и правда сюда не пож-жаловал!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Иду на вы!
Глава первая
А Мономах тем временем рассылал все новых и новых гонцов с приказами ковать оружие, готовить к скорому отплытию ладьи, собирать обозы. Едва не падая от усталости, он сам успевал следить за всем, вникая во всякую мелочь, которая могла обернуться большой бедой во время такого похода.
Словно волны от ветра, расходилась после тех приказов по всей Руси В кузницах, отложив все работы по изготовлению плугов, борон и кос, и уж тем более новых серпов, взялись за наконечники стрел и копий, боевые топоры и кольчуги.
Плотники день и ночь пропадали возле стругов, готовя поставить их на воду, как только сойдет с Днепра лед.
Торговцы съестным, под наблюдением княжеских людей, отбирали лучшие продукты, чтобы войско, за все время столь дальнего и долгого похода, не нуждалось ни в чем.
Особенно жарко было в Переяславле. Именно сюда стекались дружины со всех княжеств.
Вспомнив еще в Киеве про свою встречу с Сувором, Мономах без труда договорился со Святополком собрать крупный отряд из отборных пешцев и по-новому, как настоящих ратников, вооружить их обитым железом, большими щитами, а также боевыми топорами и копьями.
И помчались тиуны во все веси в поисках крепких и сильных мужчин.
И вот что удивительно было им – здесь повсюду как будто уже ведали о цели их приезда.
Не встречали их, как врагов, почти что как половцев. А впервые, даже наоборот, будто бы даже радовались им. И женщины не голосили, как всегда, провожая мужчин. И те, хоть и время было самое неподходящее для того, чтобы оставлять пашни, собирались в поход – не споря, не возмущаясь.
По привычке они прихватывали с собой свои рабочие топоры и вилы, но тиуны останавливали их, говоря:
– Ничего не надо с собой брать! Там все дадут!
– Что дадут-то?
– А все!
По двое, по трое смерды, вливаясь в пригороды Переяславля, сколачивались в отряды, привлекавшие особое внимание Мономаха.
Заметив однажды в одном из них Сувора, князь кивнул ему, как давнему знакомому, и 92 спросил:
– Сам пришел или привели?
– Привели! А если б и нет, то сам бы пожаловал! Ведь на такое дело идем… – Мономах строго взглянул на смерда, но тот понимающе улыбнулся и громко сказал: – Корсунь брать!
Почти та же картина повторилась и в кузнице, где князь накоротке побеседовал с Онфимом и Милушиным мужем. На строгий вопрос Мономаха, успеют ли те в срок выполнить весь заказ, они сразу же поспешили успокоить князя:
– Все сделаем! Еще и нам останется! Вон для себя изготовили!
– Что, тоже с нами пойдете? – Услышав такое от двух богатырей, потеплел голосом князь.
– Конечно, если возьмешь!
Мономах, со знанием дела, подержал в руках два меча, которые были намного тяжелей остальных, смерил взглядом увесистые наконечники копий, топоры и только головой покачал:
– Да как же таких богатырей, что в силах хотя бы поднять все это, с собою не взять!
– Так ведь не на прогулку идем! – густым басом заметил могучий Милушин муж.
А Онфим, мало чем уступавший ему в росте и стати, с заговорщицкой улыбкой добавил:
– Вдруг корсунцы на лошадях вылазки из своего града делать будут! Враз на такие копья поднимем! И мечами потом посечем!
Странное дело – не только Сувор и Онфим с Милушиным мужем, – вся Русь, догадываясь чутьем, куда готовится идти объединенное русское войско, словно сговорившись, молчала о главном. Правда, никто, кроме князей и ближайших к ним людей, не знал точной правды. Но в то же время ее чувствовали все.
Всех как бы объединила эта великая общая тайна. Давно уже, со времен усобиц, пожалуй, не была такой единой вся Русь!
Конечно, не обходилось без споров и обычных, как всегда бывает в таких случаях, догадках. Но все это делалось тихо, украдкой, так, чтобы не только болтливая сорока, но даже случайный порыв восточного ветра не унес в сторону Степи их слова…
Как жарко ни спорили, но в конце концов сходились на одном. Это Мономах уговорил Святополка пойти на Степь. Почему? Так всем известно, что переяславльский князь не любит завоевательных войн. А как иначе назвать ратный поход на Корсунь? Два раза только ходил он за пределы русских земель, и то по приказу своего дяди – Святослава Ярославича. Но одно дело – старший Ярославич, и совсем другое – Святополк. Этот никак не мог приказать Мономаху пойти на Корсунь. Во-первых, потому что только числился великим князем. А вовторых, побоялся бы сталкиваться с градом, который являлся собственностью Византии. Это было куда опасней, чем выступить на Степь. Мало того что сама Византия могла выступить за Корсунь, так еще бы и подняла за собой всех половцев.
Так что, как ни крути, а получается только одно – тсс-сс – Степь.
Были, правда, и такие, которые поверили военной хитрости Мономаха про Корсунь. И у них тоже была на то своя правда. Доказывали это алчностью Святополка, который собрался поживиться за счет этого богатого города… Тем, что великий князь хочет добыть себе чести…
С ними и не спорили. И пусть говорят! Может, лишний раз дойдет этот слух до половца.
Беспечнее будет!
Поговорив, все снова принимались за работу.
Если писцы и гонцы с ног валились, то каково же было тогда кузнецам, кожемякам, оружейникам, плотникам… А воинам? Особенно пешцам, которых бывалые дружинники до седьмого пота учили владеть оружием – луком со стрелами, боевыми топорами, при этом главный упор делая на отражении копьями набега всадников… Да не абы как. А разом, с силой, по команде…
Сами же дружинники учились биться кривыми саблями, которыми в конном бою со 93 степняками удобнее было действовать, чем обычным прямым русским мечом. Это тоже было новшество, которое, переняв его у половцев, ввел в вооружение сначала своей переяславльской дружины, а теперь – и всей русской рати Мономах.