Иду на Вы
Шрифт:
Он зябко поежился, а Милушин муж только недовольно покачал головой:
– Вечно с тобой всякие небывальщины, Славко, случаются! Но засапожный нож я тебе, так уж и быть, подарю!
С этими словами он прямо на ходу нагнулся, вытащил из-за голенища прекрасно выкованный нож и протянул отроку:
– На!
– Что? – принимая подарок, покраснел тот от удовольствия. – Поумнел?
– Да нет, и после такой шишки не скоро, видать, еще поумнеешь, – усмехнулся богатырь. – Но то, что повзрослел за тот месяц, что я тебя не видел, – это точно! – Он покосился на сияющего, с интересом озирающегося по сторонам Славку и проворчал: – Жаль только, цепочку я разрубил! Поздно ты мне про то, что Белдуз тебя на ней держал, рассказал!
– Это еще почему? – нахмурился Славко.
– А потому что сам посадил бы тебя сейчас на нее, чтоб не сбежал! И вы, ребята, поглядывайте за ним, ведь это же – Славко!
Но как ни приглядывали могучие пешцы за Славкой, он все же вскоре сбежал от них.
Надоело ему идти пешком вслед за бежавшим врагом. Хотелось видеть, как можно больше.
И забравшись на одного из половецких коней, которые, в великом множестве оставшись без всадников, носились по полю под гневные окрики богатырей, он бросился нагонять далеко ушедшую вперед битву.
Где он только не побывал в этот великий день!
Накинув простой русский плащ, был и возле дружинников, и неподалеку от отбивавшихся половцев, и даже на пригорке, где поставили походный шатер для самого Мономаха!
Только здесь он пришел в себя, и то от знакомого голоса, точнее – от двух радостных криков, которые слились в один:
– Славко!
– Златослав!!
Славко оглянулся и ахнул, увидев призывно махавших ему руками Звенислава со своим отцом.
– Купец! Звенислав! – бросился он к ним. – А вы тут откуда?
– Да мы тут уж давно! – сияя, отозвался Звенислав. – Считай, с самого начала! А я и того раньше!
– Сумел-таки передать Мономаху нашу весть? Не забоялся по дороге?
– Да всяко было… Но – передал! А ты – из Степи скачешь? Отец мне все рассказал!
– Да нет, – спешиваясь с коня, устало вытер со лба пот Славко. – Я уже и тут успел везде побывать!
И действительно, где только не был Славко в тот великий для всей Руси день, когда, по слову летописца, вселил Бог великий страх в диких половцев. И помчались они прочь. А русские уже только добивали бегущего врага и брали его в плен… Погибло множество ханов, в том числе и Ороссоба.
Победа была полной.
Во все концы земли помчались гонцы с неслыханным известием, что Русь одолела Степь.
Один из таких гонцов, только что получивший грамоту от Мономаха, уже садясь на коня, вдруг увидел Славку, идущего в обнимку со Звениславом, который, в свою очередь, не выпускал из своей руки крепкие пальцы вернувшегося из Степи отца.
– Отрок? Ты?! – оторопело позвал он.
– Доброгнев! Живой! – обрадованно воскликнул Славко, который вновь было пригорюнился от дум о так и ненайденной матери. – Добрался-таки? И тогда, в Чернигов? И сюда, от половцев?
– Добрался, добрался! Я же – гонец! День-то сегодня какой, а? А ты почему такой невеселый?
– Да матушку повсюду искал! Нигде не нашел… видать, не судьба нам встретиться больше…
– Не горюй, Славко, поищем еще! – подал голос Звенислав. – Отца попрошу, и он поспрашивает! Найдем, а там, глядишь, и… снова уверуешь? – подмигивая, шепнул он. – В Бога-то!
– Да я и так уж… без матушки… – смущенно пробормотал Славко. – Уверовал…
Тем временем гонец, всмотревшись в разодетого опять в нарядные одежды Звенислава, наконец узнал и его:
– Как! Не может быть! И ты здесь?
Увидев вышедшего из шатра Мономаха, он не спеша слез с коня – тревожили, видать, его недавние раны – и, подойдя к нему, сказал:
– Князь! Вот те самые отроки, про которых я тебе говорил!
– Эти? – с удивлением посмотрел на совсем еще юных ребят переяславльский князь.
– Ну да! Эй, Звенислав, и ты, так и не знаю, как там тебя по имени, идите скорей сюда! Вас сам князь зовет!
– Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
– Вот – Звенислав, – показал на купеческого сына Доброгнев. – Это он меня от половца спас и к коню привязал, чтоб я твой приказ до конца выполнить смог. Хорошо привязал, умело!
– Не может быть, княже, гонец что-то путает! – услышав, что сказал Доброгнев, подходя, возразил купец. – Стыдно признаться, но тебе я не могу солгать… мой сын – наипервейший трус!
Гонец с укором посмотрел на него и покачал головой:
– Эх ты! Отец еще называется… Сына своего не знаешь! Наипервейший храбрец – вот кто твой сын!
– Да я тут при чем? То все молитва да одолень-трава! И… еще вот – Славко! – засмущавшись, кивнул на своего друга Звенислав. – Это ведь он тебе раны тогда перевязал, он коня раздобыл и ханскую плетку дал!
– Ах да! – вспомнил Доброгнев, доставая плеть. – Держи, отрок, ее назад! Хороша плетка, да обещания выполнять надо!
В этот самый момент к Мономаху подвели хана Белдуза. Увидев свою плетку в руках Славки, затем одетого в дорогую одежду Звенислава, тот разом все понял и, изменившись в лице, дернулся вперед… Если бы не двое крепких дружинников, вовремя ухвативших его за плечи, он так бы и бросился на Славку да вцепился ему в горло…
– Так вот к-де я видел тебя, з-змееныш-ш! – прошипел он. – Вот кто перехитрил меня и погубил вс-сю С-степь. Ну, ничего, мы с-с-с тобой еще вс-стретимся и ты заплатиш-ш-шь мне за вс-с-се! И ты, купечес-ский сын, и ты, купец-ц! А! И ты – гонец-ц! Теперь – берегитес-с-сь!
Перекошенное лицо хана было столь грозным, а слова его такими страшными, что Славко со Звениславом невольно попятились, купец в испуге схватился за бороду, и даже гонец побледнел…
И лишь Мономах оставался, как всегда, невозмутимо спокойным, только голубые глаза его потемнели, словно небо перед непогодой.
– Никто тебе больше ни за что не заплатит, хан! – с тихой уверенностью сказал он. – Довольно ты русской крови пролил! И несчастий принес моей земле!
Мономах обернулся к вышедшим вслед за ним из шатра Ратибору со Ставром Гордятичем и сказал, показывая глазами на хана: