Идущие сквозь миры
Шрифт:
Я мгновенно потерялся в людских потоках, многократно превосходивших все, что я видел еще дома, на вокзалах и в аэропортах.
Рассеянно побродил туда-сюда, прогулялся по всем двадцати девяти этажам гигантского здания.
Поднялся по пандусу почти на самый верх, убив на это минут сорок. С почти стометровой высоты поглядел вниз, в колодец главного зала. При этом надо мной было еще метров тридцать прозрачного до синевы купола, казавшегося произведением стеклодува-великана. Выбрался на кольцевую галерею, где размещались ресторанчики и магазины. И подумал, что космопорт несколько разочаровал меня — он, не считая размеров, мало отличался от знакомых мне по родному миру аэропортов и вокзалов. Обстановка тут была какая-то прозаическая, в сравнении с тем, что я подсознательно ожидал. Разве что было много чище, да у отправлявшихся в космические путешествия было поменьше вещей.
Но наверное, так и должно быть — если вдуматься. Тут ведь космические путешествия почти так же обычны, как у меня дома — полеты на самолетах.
Мелькнула дурацкая, но соблазнительная мысль: ведь сейчас при мне золотая кредитка — сумма, вполне достаточная для трехдневного туристического полета к Луне. И если я сейчас спущусь к кассам, то уже через три-четыре часа увижу Землю такой, какой ее видели считанные обитатели моего мира, и побываю не где-нибудь, а в одном из лунных городов… В конце концов, перстень-то был мой.
Пусть меня зверски отругают товарищи… не убьют же, в самом деле?
Наконец я решил уходить, но перед этим — заглянуть в самый большой из многочисленных ресторанов, напоминавший аквариум на самой крыше. Полупрозрачный дымчатый пол сходился с прозрачным потолком — частью того самого гигантского купола, — так что могло показаться, что кромка пола обрывается прямо в небо. Только отблеск заката на стекле давал понять, что чувства обманывают. Вся мебель тут тоже была из дымчатого или прозрачного стекла — в чем тут шик, не понимаю, ну да местным виднее.
Взял в автомате бокал бесплатного пива (тьфу!) и пристроился в углу.
По другую сторону прозрачного столика разместился человек лет сорока, внимательно разглядывающий меня.
На нем была форма серебристого цвета или, как он официально назывался, «цвета звездного луча». Люди в ней не так часто, но все же попадались мне на улицах. Как-никак в пространстве работало около двух с половиной миллионов человек.
На экране над входом в заведение между тем возник курс местных валют по отношению к имперской марке. В разных частях мира еще уцелело полтора десятка вассальных полунезависимых королевств со своими армиями, монетой и династиями, чьи принцессы занимали места старших жен в сералях таххарских императоров, принцев и вельмож. То были главным образом нации, отличающиеся особой воинственностью, и основной их обязанностью было подавлять смуту в окрестных землях, буде такая возникнет. Собственно говоря, только поэтому им и позволили существовать. Завоевывать их было так же бессмысленно, как жарить кошку, — визгу и шерсти много, а толку мало. Куда разумнее было превратить их в цепных псов империи.
Потом курс исчез.
Передавали расписание на сегодня.
Я с трудом разбирал ползущие по табло буквы.
«Рейс Таххар — Торсан — Арей — Таххар».
«Рейс Таххар — Мара — Эштар — трамп».
«Рейс Таххар — Торсан — Туан — Хон — Арей — Таххар».
Арей — это Марс, Эштар — Венера. Торсан — столица астероидного пояса. Около десяти тысяч жителей, шесть шахт, космопорт, резиденция имперского наместника — все это на камешке размером в полтысячи километров. Ничего больше узнать я не смог — не зная языка, был не в состоянии воспользоваться справочниками.
На затемненном подиуме появилась группа из шести спортивного вида девушек, без намека на одежду, двигавшихся в быстром темпе под стремительный барабанный бой. Искусное мерцающее освещение не позволяло разглядеть извивающиеся обнаженные тела танцовщиц в подробностях, отчего зрелище не становилось менее эротичным.
— А хуже места, чем Хон, во всем поясе не найдешь, — повернувшись ко мне, сообщил сосед.
По своему немалому опыту я уже догадался, что мой визави умеренно выпил и теперь имеет желание поговорить.
— Туан — хоть перевалочная база. А на Хон рейсы хорошо если раз в полгода. Не вдруг выберешься. Ну ты же помнишь, что там случилось? Брат мой двоюродный как раз тогда по глупости завербовался на рудники. Три года оттрубил на астероидах, выковыривая кристаллы, из которых делают лазерные генераторы, — продолжил он. — Натерпелся тогда, когда очередной транспорт гробанулся.
Я было собрался деликатно встать и уйти, но тут же спохватился: у меня наверняка не представится больше случая поговорить с настоящим космонавтом. В конце концов, разве не для этого я сюда приперся?
Через час с небольшим я уже знал, что передо мной — Бургун Дари, космический инженер первого класса, специалист по системам жизнеобеспечения, что провел он в пространстве ни много ни мало пятнадцать лет. Он летал на больших транспортниках, на трампах астероидного пояса и на дальних транспортных фрегатах, ходивших ко внешним планетам, принимал участие в строительстве последнего на сегодняшний день межзвездного корабля-автомата. В промежутках заведовал жизнеобеспечением в одном из марсианских городов и в поселении на Меркурии.
Между делом он успел дважды жениться, на Марсе-Арее и Луне-Артэмизе, и от каждой жены у него было по сыну. Это не считая брака в ранней молодости, тут, на планете, от которого у него была уже совсем взрослая дочь.
— Чудо что за парни, — с улыбкой протянул он мне объемные фотографии симпатичных детишек лет по семь-восемь. — Хорошо, что на внеземные территории все эти законы насчет рождаемости не распространяются.
Ограничение рождаемости, надо сказать, было одним из пунктиков императорского правительства. Сейчас планету населяло около восьми миллиардов человек. И власть предержащие были обеспокоены этим фактом, рисуя друг перед другом и перед подданными картины костлявой руки голода, которая вот-вот схватит человечество за горло, если оно не умерит свою склонность к размножению.
По закону разрешалось свободно иметь не более двух детей, и власти всемерно призывали ограничиваться одним. На третьего и последующих приходилось брать разрешения, иногда бесплатные, чаще — прилично стоившие. Все зависело от социального статуса семьи, провинции проживания и тому подобного. Во многих, естественно, третьеразрядных провинциях практиковалась принудительная стерилизация после рождения второго, а то и первого ребенка, но без особой пользы.
— Вообще-то, скажу тебе, при желании человека можно с планеты вывезти, так что никто не заметит, — продолжал он скороговоркой какую-то свою мысль, начало которой я не уловил. — Там, знаешь, особый мир. Не Гэлль, конечно, но тоже… всякое случается. Так что кое-кто, кого тут ищут с фонарем, у нас отдыхает. Бывают, конечно, и пакостные случаи — накачают дурью шлюшку из молодых, из тех, что на «порошке» или «шариках», но еще не подсела как следует, и — фьюить!