Идущие сквозь миры
Шрифт:
Одновременно в компьютере что-то загудело и застрекотало.
Затем мигнули зеленоватые вспышки лазеров, и над пультом возникла картинка стартовой площадки.
— Это вы хорошо придумали: этого конструктора не предусмотрели. — Видимо, Тцар имел в виду нашу идею с перстнем. — Но только вопрос: куда вы рассчитываете сбежать? Через час, самое большее через полтора, там будут патрульные катера. Я знаю, что на этой птичке, конечно, можно и в космос улететь, если орбитальная полиция не догонит, только что вы там будете делать? Может, поговорим спокойно? Для вас еще не все потеряно.
И, с сожалением глядя на Мидару, добавил:
— Я ведь собирался перевести на тебя четверть моего капитала — через сутки после подписания брачного контракта.
— Через сутки, говоришь? — фамильярно хлопнул его по плечу Ингольф. — Через час нас тут уже не будет.
— Ах да, — рассмеялся он каркающим смешком. — Все забываю, кто вы такие…
На пульте управления тем временем зажигались новые огоньки и шкалы.
Про себя я повторял, чтобы не забыть ненароком в нужный момент, местную шкалу цветовой индикации: красный — все нормально, желтый — повышенное внимание, лиловый — опасность.
Зеленый сундук продолжал стрекотать и звякать — местные электронные машины грузились очень долго.
Но вот наконец вспыхнули лампы, скрытые внутри джойстиков. Именно так — мы знали это благодаря местным фильмам — обозначается готовность к старту.
Мы — я и Дмитрий — заняли кресла пилотов.
Теперь, если верить вызубренной инструкции, надо было нажать кнопки на рукоятях и плавно повести их на себя.
Мы так и сделали.
Первые десять-пятнадцать секунд ничего не происходило, и мы начали с тревогой переглядываться, но вдруг что-то гулко хлопнуло, как пробка от бутыли с шампанским, и на носу и крыльях машины вспыхнули, с каждым мгновением наливаясь яркой синевой, три мерцающих шара коронных разрядов.
Взлетная полоса с разбросанным, забытым нами барахлом дернулась и пошла вниз.
Три… пять… семь метров. На экране услужливо высветился взлетный эшелон, каковым нам следовало покинуть лигэлский космопорт. Только вот как это сделать, ведь сегодня был наш самый первый (и не исключено, что последний) полет на гравиплане?
Медлить было нельзя: бестолково болтающийся в воздухе над одним из самых оживленных портов летательный аппарат должен мгновенно привлечь внимание.
Мы переглянулись с Дмитрием, а затем он, перекрестившись, потянул рукоять управления на себя.
Машину бросило сначала вперед и вправо, потом влево, затем меня вдавило в кресло, как будто на меня навалился медведь, и приборная доска запрокинулась под углом градусов сорок пять.
Позади взвыли негодующие голоса. Я не обращал на них внимания: все мои силы уходили на то, чтобы удерживать рукоять в нужном положении.
Затем что-то громко щелкнуло, и динамик разразился чем-то вроде истеричного визга встревоженной свиньи. Кажется, наш взлет не остался незамеченным кем-то из диспетчеров космопорта. Впрочем, было бы странно ожидать иного. Наверняка со стороны казалось, что нашей яхтой управляют или вдрызг пьяные, или окончательно рехнувшиеся пилоты.
Как нам удалось выровнять машину и поставить на нужный курс — честно говоря, уже толком и не вспомню. В памяти осталась только дикая боковая перегрузка и до боли сведенные мышцы рук, которыми удерживал рукоять джойстика.
Потом я бессильно откинулся в кресле, предоставив нашу участь автоматике и удаче.
Когда способность и желание воспринимать мир вернулись ко мне, Лигэл остался уже километрах в двухстах позади нас.
Вглядевшись в сияющую многоцветьем индикаторную панель, я обнаружил, что мы идем на высоте полтора километра, со скоростью примерно в полтысячи километров.
Хатонар по-прежнему валялся в отключке, и его идеальный когда-то нос, украшенный потеками засохшей крови, формой и цветом теперь напоминал сливу.
У соседнего кресла Дмитрий и Мидара сравнивали изображение на экране планшетки с тем, которое было в красках отображено на панели курсографа.
Оказалось, что курс, которым мы шли, нужно было всего лишь слегка подправить, и мы выходили прямиком к порталу.
Прямо по пути как раз лежал небольшой островок — весьма подходящее место, чтобы высадить наших пленников.
На полу заворочался и застонал, перемежая стенания с проклятиями, хозяин яхты.
— Спокойно, дружочек, — деловито склонилась над ним Мидара. — Сейчас все будет хорошо. Ты только отключи «Бриллиантовый щит» — или как там ваши замочки называются? — и переведи все на нормальное ручное управление. Лады?
При этом она небрежно поигрывала маленьким ножиком для фруктов в непосредственной близости от перекошенной, измазанной засохшей кровью физиономии Хатонара.
— Хатонар, не де… — взвился было седой и тут же запнулся: могучая ладонь скандинава заткнула ему рот.
Мидаре пришлось еще раз повторить просьбу и придвинуть ножик ближе, прежде чем тот понял, что от него требуется.
— Не отключается… Невозможно… — еле слышно прошептал хозяин.
— Так, и что нам делать, подскажи… — нарочито сухо произнесла Мидара, и лезвие в ее ладони приблизилось почти вплотную к шее плейбоя.
Я невольно поморщился — того и гляди, повторится утаоранская история.
— Мидара, оставь его, — бросил Дмитрий. — Ничего не надо делать: просто не отключать пульт управления при посадке и не гасить до конца реактор, тогда перстень не понадобится.
На курсовом экране вдалеке из набегающих волн поднялся рыжий скалистый берег.
Затормозив машину в воздухе над береговой линией — вернее, попытавшись это сделать, на самом деле мы пролетели еще с километр, — Дмитрий плавно опустил машину на землю.
Без особых церемоний мы выбросили на сыпучий песок полубесчувственного Хатонара, за ним выпрыгнул развязанный Тцар.
А за ним выскочила Мидара.
Мы втроем — я, Орминис и Ингольф — сгрудились у входа, внимательно наблюдая за сценой прощания. Может, это и не совсем вежливо, зато безопасно.