Идущие сквозь миры
Шрифт:
— Ты сначала научись ею управлять толком, — буркнул князь. — Я хоть и пилот, а как будем на ней садиться — не очень представляю. Тут приводная автоматика завязана на причальные радиомаяки, а ручное управление чуть ли не хуже, чем на моей авиетке.
— Ничего, сумели взлететь — как-нибудь сядем! — подбодрил его Секер.
— А куда мы теперь?
— Думаю… — помолчал князь, — нам лучше всего сейчас до Гренландии — и через тамошние порталы… Удобнее всего идти поперек Антарктиды, вдоль меридиана.
Возражений не последовало.
Мы поднимались все выше. Небо за иллюминаторами на глазах темнело, на нем льдистыми крапинками проступали звезды. А внизу была Земля. Я все-таки увидел ее из космоса. И это было в самом деле очень красивое зрелище — казавшаяся вогнутой в центре чаша синего и зеленого сияния с жемчужной дымкой облачности.
— Ах, дьявол и Хель тебе в задницу! — восхищенно выругался Ингольф, указывая на левый иллюминатор. Там ярким серебряным блюдом на фиолетовом небе светила Луна. В правый било ослепительное Солнце. — Вот красота-то! По мирам я шастал, в небо летал, молниями, как сам Тор, стрелял, Землю с небес видел! Я вот подумал: что, если мне все-таки вернуться к себе с разрядником да и поджарить этого свинского конунга Харальда Косматого?! — весело ревел Ингольф. — Ребята, может, махнем ко мне? С таким летуном мы будем королями мира!
Внезапно в кабине прозвучал неприятно резанувший слух сигнал. Звук грубый, терзающий барабанные перепонки, похожий на хрип какой-нибудь хищной пресмыкающейся твари.
Из динамиков полился речитатив скороговорки на незнакомом языке.
Мы в панике принялись шарить взглядами по экранам, старясь понять, в чем дело. Признаюсь, в тот момент я испугался: только представить, что в агрегате что-то сломается и мы, кувыркаясь, рухнем на землю из стратосферы, не имея ни единого шанса на спасение.
Пульт перемигивался разноцветными индикаторами, место синих и желтых занимали лиловые. Рычаще-мяукающим голосом что-то выкрикивал динамик, а мы с проклятиями — надо было лучше учить язык, мля! — пытались понять, в чем дело.
Дмитрий лихорадочно листал на коленях тетрадку, в которой был записан со слов сантехника перевод краткого руководства по управлению гравипланом.
Наконец удалось отыскать источник беспокойства, и, видит Бог, легче нам не стало. Шкала, показывающая скорость реакции и температуру в урановом котле, медленно наливалась красным. Видимо, мы что-то не так сделали при запуске, или Хатонар успел что-то незаметно испортить, а может, произошла обычная авария, — выяснять, в чем дело, времени да и смысла уже не было.
Правый пульт-экран выдал вместо индикационной таблицы какую-то белиберду и отключился.
— Сажай машину, и давай быстро вылазим! Взорвемся ведь! — Тронк испуганно подскакивал на месте.
— Как вылезешь? — простонал Дмитрий. — Снаружи сейчас не меньше тысячи рентген! — Он ткнул пальцем в какие-то цифры.
— Вы рехнулись?! — взревел пришедший в себя Ингольф, рывком джойстика выравнивая машину. — Куда сажать — под нами лед! — Судя по карте на курсографе, мы были над Антарктидой.
Найдя на схеме рычаг аварийной защиты, я отжал его до отказа. Эффекта это почти не возымело. По-прежнему визгливой скороговоркой частил динамик, и алая полоса на экране пусть медленнее, чем раньше, но ползла к синей черте.
— Надо катапультироваться, — почти простонал Дмитрий, найдя наконец нужную страницу.
Он опрометью кинулся в кресло пилота и принялся жать на клавиши.
На курсовом экране вспыхнула карта Южного полушария, где синим крестиком было помечено наше местоположение.
Затем красный пунктир очертил окружность, центром которой служил крестик.
Я совместил алый треугольник с южной оконечностью Новой Зеландии — кроме нее да еще нескольких островов Тихого океана никакой суши в пределах нашей досягаемости не было. Дважды нажал кнопку на рукояти джойстика.
Компьютер удовлетворенно запищал, и карта исчезла. Отныне программа пойдет автоматически. Электроника спустит кабину по идеальной баллистической траектории, используя маневренные ракетные двигатели. Осталось только взломать опломбированную дверцу на стене слева, разбить стекло и повернуть рычаг. И я сделал это, от волнения пару раз промахнувшись.
Погасла половина огней на клавиатуре — аварийная программа вбила стержни экстренной защиты в гнезда, намертво заблокировав цепную реакцию.
За спиной что-то грохнуло железом, — обернувшись, я увидел, как на месте двери в тамбур появилась металлическая стена. Я еще успел подумать: не дай бог в тамбуре оказался бы сейчас кто-то из наших, — когда сильный толчок в спину швырнул меня на пульт — это отстрелился агрегатный отсек.
Погасли все приборы, и на приборной доске остались мигать лишь несколько сиротливых огоньков.
Подступившая невесомость заклубилась в желудке почти забытой — семь лет назад я последний раз летал на самолете — дурнотой.
Через минуту или две, показавшихся такими долгими, тяжесть немилосердно вдавила нас в кресла — корабль, отскочив от плотных слоев атмосферы, устремился обратно в космос, гася скорость.
«Процентов тридцать от силы, что все кончится хорошо», — подумал я, с трудом проталкивая воздух в грудь.
Вновь невесомость… опять тяжесть… снова потеря веса, сопровождающаяся тошнотой. Толчки — сработали аварийные пороховые двигатели. «Нет, не тридцать — двадцать…»
Вот кабина покачнулась — выстрелили в обе стороны крылья.
Плавное скольжение вниз.
И вот на блистер-экране в разрыве облаков показалась земля: скалистый берег, окаймленный белой полосой прибоя. Море с высоты выглядело необыкновенно синим, как жидкий сапфир. Невысокие горы покрывали темно-зеленые леса.
Потом экраны погасли, залившись ровным белым сиянием — видимо, сдохла последняя телекамера.
Нас то вдавливало в кресло, то накатывалась отвратительная тошнота подступающей невесомости, когда тело, казалась, превращалось в воздушный шарик. Потом за нашей спиной зашипели аварийные ракетные толкачи, а затем мы ощутили рывок — раскрылся парашют. Некоторое время мы падали, раскачиваясь, и вот наконец сильный удар. Нас проволокло еще несколько секунд, так что мы едва не повылетали из кресел, и вдруг все разом кончилось.