Иероглиф «Измена»

Первухина Надежда Валентиновна

Юйлин со священным ужасом посмотрела в сторону задернутого занавесями императорского ложа.

— Неужели мы подойдем к самому императору?-испуганно прошептала она.

— И подойдем, и станем говорить с ним, — уверенно заявил Тжонг. — Ведь император — отец подданных, мы, выходит, его дети. С чего детям бояться отца?

— Но наш разговор услышат!

— Нет. Есть заклятие, которое я наложу, чтобы ни одно слово, произнесенное в стенах этой комнаты, не было услышано снаружи. Не волнуйся. Я знаю свое дело. — Тжонг пробормотал заклятие, вздохнул: — Ничего не поделаешь, от этого заклятия

мы с тобой стали видимыми. Порошок не действует. Ну да ладно, все равно сюда никто не войдет. Настало время навестить императора.

Они с Юйлин подошли к ложу, Тжонг бесстрашна отодвинул занавесь, и Юйлин, трепеща, увидела спящего повелителя Яшмовой Империи.

Жэнь-дин выглядел совсем юным и при этом невероятно изможденным. Лицо в свете ночных фонариков казалось безжизненным, вокруг закрытых глаз залегли синеватые тени, губы были бесцветными и покрыты сухими корочками…

— Ого, — тихо присвистнул Тжонг. — А дело-то гораздо серьезнее, чем я ожидал.

— Что такое? — спросила Юйлин.

— Наш государь при смерти, — ответил Тжонг. — Видно, плохо его лечат дворцовые лекари!

Тжонг наклонился над лицом Жэнь-дина и послушал его дыхание. Потом выпрямился и гневно сверкнул глазами:

— Мерзавцы, неучи! Они думают вылечить нервное расстройство смесью миндального молока и гипса! Да это убивает императора вернее, чем яд! Он истощен!

— Как ты догадался? — спросила Юйлин, но Тжонг будто и не слышал этот вопрос. Он бесшумно придвинул к ложу императора маленький столик и принялся вытаскивать из складок своей одежды какие-то связочки кореньев и травы, бутылочки с настойками, чашки с порошками. Последней на свет явилась маленькая медная ступка с пестиком — неизменный спутник всех лекарей.

— Я приготовлю целебную смесь, а ты мне поможешь, — сказал Тжонг Юйлин. — Умеешь пользоваться пестиком и ступкой?

— Да уж как-нибудь, — усмехнулась Юйлин.

— «Как-нибудь» не надо, нужно все делать очень тщательно. От этого зависит жизнь императора, — сурово заметил Тжонг. И Юйлин посерьезнела:

— Я приложу все усилия, поверь!

И началось составление лекарства. Тжонг выбирал из пучков какие-то особые корешки и травы, тщательно осматривал и обнюхивал их, потом клал в ступку, а Юйлин растирала их в порошок, постукивая пестиком. Затем пришел черед жидкостей и какой-то густой мази, остро пахнущей травами. Тжонг дал Юйлин маленькую деревянную лопаточку, чтобы как следует все перемешать. Затем он вынул из рукава плотный шелковый лоскут и выложил на него густую смесь из ступки. Запах при этом был такой, что Юйлин еле удерживалась от того, чтобы не зажать нос, но Тжонг смотрел строго и внимательно, и она прониклась его настроением.

Тжонг плотно увязал лоскут со смесью, получилось нечто вроде шарика с выступившими по шелку зеленоватыми каплями. И этим шариком вор-лекарь принялся осторожно протирать лицо императора, несколько капель он выдавил на бескровные губы Жэнь-дина. В этот миг император раскрыл рот, вдыхая, и жидкость попала ему в рот.

— Все, — сказал Тжонг. — Остается только ждать.

— Чего ждать? — спросила Юйлин.

— Того, что он очнется от своего смертного сна.

Ждали они недолго. Император закашлялся, глубже задышал

и вдруг открыл глаза. Тжонг поклонился ему:

— С возвращением к жизни, ваше величество! Вы были на пороге смерти, но мы не позволили вам умереть.

— Кто вы? — прошептал император.

— Государь, вы еще слишком слабы, чтобы говорить. Поверьте нам, мы ваши преданные слуги и клянемся солнечным диском в том, что не причиним вам никакого зла. Я лишь смиренный и недостойный лекарь, постигший связи светлого и темного и потому умеющий готовить оживляющие лекарства. Но лечение пройдет куда лучше, если я буду знать причину недуга, постигшего вас, о государь! Не отвечайте мне словами, лишь кивните своей венценосной главою: в том, что вы занемогли, повинна женщина?

Жэнь-дин кивнул, и даже в бледном свете фонарей было заметно, как он покраснел.

— Прекрасная молодая женщина, — продолжал Тжонг. — Государь, вы болеете оттого, что не встретили ее наяву?

— О да, — прошептал Жэнь-дин.

— Вы встречали ее лишь во сне?

— Да, — кивнул Жэнь-дин.

— И после этого сна вы ослабели и расстроили все ваши пять органов и пять чувств?

— Да, — повторил император.

— Назвала ли эта дева вам свое имя?

— У нее нет имени, — с трудом выговорил император и попытался привстать. Юйлин, трепеща, поправила императору подушки. Жэнь-дин с благодарностью взглянул на нее. — Она… воспитанница фей. Она… не в этом мире.

— Вот о какой деве снов толковал монах, которому явилась богиня Саванму! — благоговейно прошептала Юйлин. — Все сходится!

Меж тем Медноволосый Тжонг говорил:

— Прошу вас, ваше величество, теперь молчите ибо вам вредно разговаривать. Я понял, о ком вы говорите. Я знаю, кто возлюбленная вашего величества. Более того, я знаю, как перевести ее из мира снов в наш мир и сделать ее вашей спутницей, государь!

— Сделай это! — шепотом вскричал император, и в глазах его засверкал огонь. Но эта вспышка отняла много сил, и Жэнь-дин снова повалился на подушки. — Все что угодно я отдам за нее…

— Не нужно никакой награды, ваше величество, — с достоинством ответил Тжонг. — Ибо в том, чтобы привести вам эту деву, я не вижу никакого труда. Я могу проникнуть в тот мир хоть сейчас, и еще до исхода этой ночи вы обретете свою возлюбленную! Угодно ли вам, государь, чтобы я так поступил?

— Да, да! О, поспеши! Умоляю!

— Готов служить вашему величеству и отправляюсь немедленно, — сказал Тжонг. — С вами же пока побудет мой помощник. Позвольте ему отирать вам лицо, государь, ибо это еще больше придаст вам сил.

— Хорошо, — кивнул Жэнь-дин. — Я назначаю твоего помощника моим главным умывалыциком, а тебя, о лекарь, главным…

— Мне не надо чинов и званий, — ответил Тжонг. — Я служу вашему величеству ради спасения Яшмовой Империи. Я поспешу!

И с этими словами Медноволосый Тжонг исчез, как будто его и не было.

Юйлин осталась наедине с императором. Поначалу ей было не по себе, но когда она увидела, что лицо государя вновь бледнеет, то не испугалась, а со всей тщательностью протерла влажным целебным шариком царственный лик. Так она делала не раз и не два, и императору становилось легче. Он даже спросил: