Иерусалим
Шрифт:
Выходя на улицу, Гертруда низко надвигала платок на лицо, опускала глаза и шла быстро, словно за ней гнались. Она старательно избегала главной улицы, пробираясь узкими тропинками вдоль канав и между полей, где было меньше шансов встретиться с Ингмаром.
Страх не покидал девушку. Ведь Ингмар мог всюду попасться ей на глаза. Он мог сплавлять свой лес как раз там, где она переходила реку; зайдя далеко в лес, Гертруда могла встретить его возвращающимся с работы с топором на плечах.
Когда ей случалось полоть грядки в огороде, она поминутно поднимала голову, чтобы успеть убежать,
Гертруда с горечью думала о том, что его все хорошо знают в их доме. Собака не залает при его приближении и даже голуби, роющиеся в пыли, не улетят прочь, предупреждая ее громким хлопаньем крыльев.
Страх Гертруды возрастал с каждым днем. Все ее горе превратилось в один сплошной страх и у нее почти не хватало сил бороться с этим.
«Скоро наступит день, когда у меня не хватит решимости даже выйти из дому, — думала она. — Я стану полной трусихой, если, конечно, до этого не сойду с ума. — О, Боже мой, Боже мой! — молила Гертруда. — Избавь меня от этого страха! Я вижу, отец и мать думают, что я лишилась рассудка. Ах, Господи, помоги мне!»
И вот, когда страх превратился в ужас, Гертруде приснился сон.
Ей снилось, что она идет утром с подойником в руках в стадо доить коров. Коровы паслись на огороженном лугу далеко в лесу; она шла по узким тропинкам вдоль канав и между пахотных полей. Гертруда чувствовала такую слабость, что едва передвигала ноги. «Что это со мной? — спрашивала она себя. И сама же отвечала: — Ты устала и измучилась от тяжести своего горя».
Наконец ей показалось, что она дошла до пастбища. Подойдя к загородке, девушка увидела, что коров там нет. Она испугалась и начала искать их вокруг, в кустах и березовой рощице.
Вдруг она заметила, что загородка со стороны леса сломана и горько заплакала: «Ах, я так устала! Неужели мне придется еще бегать по лесу и искать коров!»
Она встала и пошла, с трудом пробираясь через колючий терновник, растущий между гигантскими елями.
Скоро, сама не зная как, Гертруда вышла на ровную тропинку. Идти по ней было мягко и приятно, потому что она вся была усыпана хвоей; ели высились ровными рядами по ее краям, а солнечные лучи весело играли на желтом мхе, покрывавшем землю. Здесь было так спокойно и красиво, что девушка успокоилась.
Выйдя на тропинку, Гертруда увидела, что из-за деревьев к ней навстречу вышла маленькая горбунья. Это была старая Финн-Марит, умевшая колдовать.
«Как ужасно, что эта старая ведьма еще жива, не к добру повстречалась она мне здесь, в лесу!» — подумала Гертруда. Она старалась пройти как можно незаметнее, чтобы старуха не увидела ее.
Однако, когда они поравнялись, ведьма окликнула ее.
— Постой-ка, я тебе что-то покажу! — крикнула она.
Финн-Марит опустилась на колени посреди тропинки, расчистила круг в опавшей хвое и поставила посреди него плоскую оловянную чашку. «Похоже, она собирается колдовать, — подумала Гертруда, — Значит, это правда, что она — колдунья».
— Смотри в чашку. Что ты там видишь? — спросила старуха.
Гертруда взглянула в чашку и испуганно вздрогнула: на дне ее она ясно увидела лицо Ингмара. Финн-Марит сунула ей в руку длинную иглу.
— Вот, — сказала она, — возьми и выколи ему глаза за то, что он обманул тебя.
Гертруда колебалась, но испытывала удивительное желание последовать совету старухи.
— Почему он должен жить счастливо, спокойно и богато, когда ты страдаешь? — сказала ведьма.
Гертруду охватило непреодолимое желание отомстить. Она занесла руку с иглой.
— Постарайся попасть ему в зрачок, — подсказала старуха.
И Гертруда быстрым движением вонзила иглу, почувствовав, что та действительно входит во что-то мягкое, а когда она вынула ее, игла была в крови.
Увидев на игле кровь, девушка поняла, что действительно выколола Ингмару глаза, и так испугалась, что громко закричала и проснулась.
Гертруда разразилась громким плачем, все тело ее содрогалось от рыданий, и она успокоилась только тогда, когда убедились, наконец, что это был сон. «Боже, спаси и сохрани меня от мысли отомстить Ингмару», — рыдала она.
Скоро она успокоилась и заснула, и вновь приснился тот сон.
Опять ей снилось, что она пробирается тропинкой на пастбище. Снова она не нашла коров и отправилась в лес искать их. И опять она вышла на прелестную тропинку, где солнечные лучи весело играли на мхе. Тут она вспомнила свой прошлый сон и испугалась, что опять увидит злую старуху, но той нигде не было видно.
Вдруг ей показалось, что между двумя кочками раздвинулась земля. Сначала из норы показалась голова, а затем вылез и весь карлик. Он все время шипел и жужжал. Гертруда узнала его. Это был Снурр Петер, которого считали дурачком. Иногда он приходил в село, предпочитая летом жить в лесу.
Гертруда вспомнила рассказы о том, что к помощи Снурра Петера прибегали, желая отомстить своему врагу. Уже не раз он совершал за других преступления.
Во сне Гертруда сейчас же подошла к человечку и, как бы в шутку, спросила, не может ли он поджечь Ингмарсгорд; ей бы этого очень хотелось, потому что Ингмар любит усадьбу сильнее, чем ее. Во сне ее очень забавляло обратиться с такой просьбой к этому безумцу.
К ее великому ужасу, Снурр Петер сразу согласился на ее предложение, закивал в ответ и быстро направился к деревне. Гертруда побежала за ним, но не могла его догнать. Она цеплялась за еловые ветки, проваливалась в болота и спотыкалась о камни. Наконец девушка выбежала на опушку, там уже пылало пламя. «Ах, он уже поджег усадьбу!» — воскликнула она и проснулась.
Гертруда села на постели, слезы струились у нее по щекам. Она не решалась снова лечь, боясь увидеть все тот же сон.
— Господи, помоги мне! Господи, помоги мне! — рыдала она. — Я и не подозревала, что в моем сердце столько злобы! Ты знаешь, Господи, что за все это время я ни разу не думала о мести Ингмару. Ах, Боже мой, не допусти меня до этого греха! Горе опасно! — воскликнула она, сжимая руки. — Горе опасно! О, горе опасно!
Гертруда сама не вполне ясно сознавала, что хотела сказать этими словами; она чувствовала только, что сердце ее было подобно саду, лишившемуся всех цветов, в котором царит печаль и растут терния и ядовитые растения.