Иерусалимские гарики

Губерман Игорь Миронович

Пот познавательных потугмне жизнь не облегчил,я недоучка всех наук,которые учил.Увы, в отличие от птицне знаю, сидя за столом,что вылупится из яиц,насиженных моим теплом.Даже вкалывай дни и ночи,не дождусь я к себе почтения,ибо я подвизаюсь в оченьтрудном жанре легкого чтения.Держу стакан, точу перо,по

веку дует ветер хлёсткий;ни зло не выбрав, ни добро,живу на ихнем перекрёстке. И я хлебнул из чаши славы,прильнув губами жадно к ней;не знаю слаще я отравыи нет наркотика сильней.Глупо гнаться, мой пишущий друг,за читательской влагой в глазу -всё равно нарезаемый луклучше нас исторгает слезу.Он воплотил свой дар сполна,со вдохновеньем и техничновздувая волны из гавна,изготовляемого лично.Душевный чувствуя порыв,я чересчур не увлекаюсь:к высотам духа воспарив,я с них обедать опускаюсь. Что столь же я наивен - не жалеюлишаться обольщений нам негоже:иллюзии, которые лелею -они ведь и меня лелеют тоже.Нет, я на лаврах не почил,верша свой труд земной:ни дня без строчки - как училменя один портной.Жили гнусно, мелко и блудливо,лгали и в стихе и в жалкой прозе;а в раю их ждали терпеливо -райский сад нуждается в навозе. Печалью, что смертельна жизни драма,окрашена любая песня наша,но теплится в любой из них упрямонадежда, что минует эта чаша.На собственном огне горишь дотла,но делается путь горяч и светел,а слава - это пепел и зола,которые потом развеет ветер.Меня любой прохожий чтобы помнил,а правнук справедливо мной гордился,мой бюст уже лежит в каменоломне,а скульптор обманул и не родился. Очень важно, приблизившись вплотьк той черте, где уносит течение,твердо знать, что исчерпана плоть,а душе предстоит приключение.Люблю стариков - их нельзя не любить,мне их отрешённость понятна:душа, собираясь навеки отбыть,поёт о минувшем невнятно.К пустым о смысле жизни бреднямвлекусь, как бабочка к огню,кружусь вокруг и им последнимна смертной грани изменю. Чтобы будущих лет поколенияне жалели нас, вяло галдя,все мосты над рекою забвенияя разрушил бы, в ночь уходя.Вонзится в сердце мне игла,и

вмиг душа вспорхнёт упруго;спасибо счастью, что былаона во мне - прощай, подруга.Не зря, не зря по всем дорогамсудьба вела меня сюда,здесь нервы нашей связи с Богомобнажены, как провода.Я с первых дней прижился тут,мне здесь тепло, светло и сухо,и прямо в воздухе растутплоды беспочвенного духа. Судьбой обглоданная кость,заблудший муравей,чужой свободы робкий гостья на земле моей.Когда сюда придет беда,я здесь приму беду,и лишь отсюда в никудая некогда уйду.

Третий иерусалимский дневник (фрагмент)

1 (фрагмент)

Все, конечно, мы братья по разуму,только очень какому-то разному

Я лодырь, лентяй и растяпа,но в миг, если нужен я вдруг -на мне треугольная шляпаи серый походный сюртук.Наш век имел нас так прекрасно,что мы весь мир судьбой пленяли,а мы стонали сладострастнои позу изредка меняли.По счастью, все, что омерзительнои душу гневом бередит,не существует в мире длительно,а мерзость новую родит.Вовек я власти не являлни дружбы, ни вражды,а если я хвостом вилял -то заметал следы. Сейчас полны гордыни те,кто, ловко выбрав час и место,в российской затхлой духотеоднажды пукнул в знак протеста.Вор хает вора возмущенно,глухого учит жить немой,галдят слепые восхищенно,как ловко бегает хромой.Кто ярой ненавистью пышет,о людях судя зло и резко -пусть аккуратно очень дышит,поскольку злоба пахнет мерзко.Нас много лет употребляли,а мы, по слабости и мелкости,послушно гнулись, но страдалиот комплекса неполноцелкости. В нас никакой избыток знаний,покров очков-носков-перчатокне скроет легкий обезьянийв лице и мыслях отпечаток.Все доступные семечки лузгая,равнодушна, глуха и слепа,в парках жизни под легкую музыкуодинокая бродит толпа.Владеть гавном - не сложный труди не высокая отрада:гавно лишь давят или мнут,а сталь - и жечь и резать надо.