Иешуа, сын человеческий
Шрифт:
— Написать новообращенным из многобожников, чтобы они удерживались от оскверненного идолами, от блуда, от удавленины и крови, не делали бы другим того, чего себе не хотят. Запечатлеть же послание словами: изволися Духу Святому и нам.
Собор в окончательном своем решении позволил Павлу освобождать принимавших христианство многобожников от обряда обрезания при условии, что они откажутся от идоложертвенного мяса, станут воздерживаться от блуда, то есть от сношений с блудницами из языческих храмов, не употреблять крови животных.
Ни слова против обожествления Павлом Иисуса из Назарета, ни слова против его доктрины о почитании власти и одобрении рабовладельства. Христологию Павла Первый христианский Собор поддержал полностью, без всяких оговорок.
Все вроде бы окончилось миром. Развязаны руки у Павла и вместе с тем нет прямой поддержки отступлению от законов Моисея, а значит, это не вызовет большого недовольства у тех, кто опекает Иерусалимскую общину и ведет к торжеству главного в идее Иисуса из Назарета. Увы, мирный исход — внешний. Тайный приговор Павлу за отступничество от правоверия не отменяется. Гонения продолжались с новой силой.
Ничего из этого в подробностях Иисус никогда не узнает. Когда через год его посетит Фома, то первые разногласия потеряют остроту, появятся новые, не менее существенные. Фома лишь сообщит, что Павел казнен в Риме. Но до Иисуса позже дойдут иные слухи: римские власти не лишили жизни проповедовавшего удобное для них христианство, только изгнали его из Рима, определив ему ссылку в далекую Испанию.
Иисус обрадуется этой вести; еще один народ услышит о Царстве Божьем на земле и наверняка, покоренный пламенным словом трибуна, уверует в него, Иисуса, приобщившись к христианству.
Пока же Иисус, не ведающий, что творится в родившемся сто волей, его мудростью, его привлекательным словом, но не принявший сердцем рассказ посланцев Сарманского братства об идиллии в общине, покорно ждал попутной оказии до Сринагара, все чаще и чаще задумываясь о своих дальнейших шагах, о своих проповедях в среде самой дальней и почти забытой еврейской общины горного Кашмира, которая, по его сведениям (он это понял еще в годы познания Священной Истины, хотя лично не имел возможности общаться с единоплеменниками), все более поддается влиянию индуизма и ламаизма. Наставлять их на путь истинный — вот цель его дальнейшей жизни.
Путем Александра Македонского
На этот раз их опередили. Мария, обычно встречавшая все караваны, прибывающие в Нусайбин, узнала лишь на исходе дня о новом караване, раскинувшем шатры у стен города. Сообщила об этом Иисусу, добавив:
— Завтра утром встречусь с караван-баши. Вдруг попутный нам. Надоела неопределенность. Скорее бы к месту.
И вот, когда они уже заканчивали вечернюю трапезу, слуга известил их о госте, Иисус вышел на террасу, чтобы встретить позднего гостя, пытаясь определить, с добром ли, с неприятностью ли, но у него ничего не выходило. Посетовал на свое бессилие, но когда увидел бывшего наставника, успокоился; не просто проникнуть в мысли Мудрого без контакта с ним. Теперь вот — иное дело. Сосредоточился и — успех. Пока обменивались традиционными приветствиями, Иисус определил, с какой вестью прибыл наставник.
«Пусть Мария услышит самолично из уст посланного Главой Сарманского братства», — решил он и пригласил гостя возлечь с ними за вечерней трапезой.
— Кубок вина не станет лишним для нашего разговора, — охотно согласился наставник и, сняв с ичигов галоши, вошел в дом.
Слуга с крутоносым кумганом, полным воды для омовения, с тазиком и полотенцем — тут как тут. А служанка с подносом, полным свежих яств и кубком для вина.
О причине визита пока что — ни слова. Гость должен перво-наперво насытиться или хотя бы угоститься, затем узнать, все ли в доме благополучно, все ли здоровы — Иисус с Марией в ответ интересовались, в добром ли здравии сам наставник, все ли у него в порядке, хороши ли дела в самом Сарманском братстве, и гость охотно отвечал. Мария же, не знавшая еще о цели столь позднего визита наставника Иисуса, едва удерживала себя от бестактности. Вопрос: «Какая весть ожидает нас?» висел на кончике языка и великими усилиями сдерживался, чтобы не выпорхнуть.
Но свой срок приходит всему. Слуга в очередной раз наполнил кубки вином, и наставник начал произносить тост с многозначительной неспешностью.
— За благополучный путь ваш. Путь в безбедность до конца дней своих. Путь в счастливый уют. Путь в многочисленность потомков, которым в веках гордиться своими родоначальниками, в жилах одного из которых кровь великого царя и пророка Давида.
Мало сказать, что Мария удивлена: она — поражена. Иисус тоже сделал вид, что сказанное наставником еще не имеет конкретности, ибо еще не известно, с кем и когда начнется их путь в избранное для нового проповедования место; но наставник глянул на Иисуса хитровато и разоблачил его:
— Ты проник в мои мысли еще на террасе, ты знаешь все, о чем я впредь скажу, не хочешь, однако, показать мне, что пересилил силой духа своего наставника. Не скромничай. Ты признан величайшим из великих. Давай продолжим разговор как знающие мысли друг друга. У тебя есть возражение против сделанного Сарманским братством и лично Главой его?
— Да. За договор с караванщиками я искренне благодарен вам, но меня смущают расходы, принятые вами на себя; покупка двух верблюдов, покупка двух шатров, оплата полного нашего содержания на весь путь следования — расходы немалые, но вы еще приготовили крупную сумму в дар нам с Марией. А разве я не в состоянии позаботиться о своей жене, о своем будущем семействе? Исцеление немощных, духовное исцеление заблудших разве не смогут стать поводом для благодарности.
— Все так, Великий Мудрый. Все так. Мы, однако же, заставили тебя и твою жену ждать многие месяцы решения суда Великих Посвященных Сарманского братства, имея душевный непокой, вот за это извинение. И не только, — поднял палец наставник, останавливая Иисуса, пытавшегося возразить, — за это. Проповеди и пророчества тогда более независимы и смелы, когда нет нужды думать о подаяниях, пусть даже от чистого сердца. Разве тебе это не известно? Проповедуя в Галилее и Иудее, ты разве заботился о хлебе насущном для себя и сотрапезников своих. Так решил Собор Великих Посвященных из многих тайных центров, хранящих Священную Истину. Этим занимались и твои слуги-жрецы из нашего братства, этому содействовали и Великие Посвященные, кому выпал жребий проводить решение Собора в жизнь.
— Увы, я тяготился этим.
— Однако же не отказывался от этого.
— А разве я вправе был отказаться. Я — предназначенный для жертвенной казни ради взятия грехов людских на себя? Теперь — иное дело. Я исполнил свою миссию, и теперь волен в своих желаниях. Я отказываюсь от щедрого преподношения Сарманских братьев!
— Иисус! — воскликнула Мария. — Разве можно отказываться от счастья?! Подумай о будущем!
— Но у нас есть средства…
— Да, есть. Только велики ли они? Их хватит, как я говорила тебе, лишь на обустройство и лет на несколько жизни. Но ты же не собираешься так скоро покинуть грешный мир?! Ты же знаешь, я не переживу твоей кончины! И ради моей любви, ради нашей любви, мы должны жить, множа семью нашу, не отступая от заветов Всевышнего, сотворившего мужа и жену единой плотью для размножения.