Иешуа, сын человеческий
Шрифт:
— Пусть знают, что идет человек, — пояснил он. — Человека боятся все.
Солнце еще висело над дальней ровностью, когда Арджуна вывел Иисуса с Ицхаком на уютную полянку с веселым родничком, выбивавшимся из-под скалы, которая была очень похожа на лоб мудреца, испещренный глубокими морщинами. Иисус оглядел место и рек:
— Вот там, — он указал на верх морщинистого лба, — я стану молить Отца моего Небесного о его слове ко мне, вы же молитесь здесь.
Арджуна достал из заплечного мешка три толстых веревки из овечьей шерсти, подал одну Иисусу.
— Окольцуй себя, Спаситель. Змея не переползет через нее.
— Меня убережет Отец мой Небесный. Вы же поступите, как найдете нужным.
Не стал Арджуна уговаривать Иисуса, посчитав назойливость неприемлемой, сам же, притоптав траву, окольцевал протоптанное место веревкой и сказал Ицхаку:
— Твое место. Садись безбоязно.
То же самое сделал и для себя.
— Вот теперь все. Меня жена моя учила молитвам своему Богу, я хорошо знаю их, и если ваш Бог примет их от меня, я тоже стану молиться.
— Примет, — твердо заверил Иисус и направился в обход лба, чтобы удобней пройти на самый его верх.
Не полюбоваться видом, открывшимся с высоты лба, Иисус не мог, ибо он был просто великолепным, но уже миг спустя он закрыл глаза, так все здесь напоминало ему почти один к одному ту панораму, которая открывалась ему с площадки у входа в Пещеру Молчания тайного центра ессеев, и сердце Иисуса захватила когтистая тоска — Иисус буквально упал на колени, не почувствовав даже боли от удара о каменную твердь, и начал шептать один за другим псалмы Давидовы. Он не просил Господа ничего, ибо верил, в чем убеждал и людей в проповедях своих, что Отец Небесный знает и мысли, и желания детей своих.
Иисус не заметил, как село солнце, и сразу, без малейшего промедления тьма окутала все окрест; он продолжал шептать истово псалмы своего святого предка — он как бы отрешился от всего, и спроси его сейчас, чего ради он здесь, на макушке лба, он бы ответил не вдруг.
Прошел миг, час или добрая половина ночи — в вышине засветилась точка. Свет мягкий, улыбающийся, все ближе и ближе. И вот — ангел подает чашу, полную вина. И глас. Повелительный, но по-отечески добрый:
— Ты испил Жертвенную Чашу до дна, испей теперь эту — Чашу Славы, Чашу Торжества. Смело иди по определенному тобой, Сын Мой. Моя длань над тобой.
Он принял Чашу Славы, сделал всего несколько глотков и потерял власть над телом своим и душой своей, так и не поняв, допил ли он вино Господне до дна.
Очнулся он, когда солнце озарило снежные вершины, и те заискрились весело. Встал, пытаясь все же вспомнить, допил ли он до дна из Чаши Славы, но, так и не вспомнив, спустился к роднику. И только он оказался перед лицом Ицхака и Арджуна, как те пали ниц.
— Встаньте.
— Нет! Благослови нас, Сын Господа! Мы видели все. Мы слышали все.
Иисус возложил руки свои на их головы и рек торжественно:
— Благословляю именем Отца Своего Господа Бога нашего. Встаньте. Идемте вниз. Сегодня же, Арджуна, ты будешь осенен Святым Духом, через очищение водой.
Он был уверен, что старейшины согласятся с ним без сопротивления, и Арджуна получит при крещении новое имя. Иисус уже определил его: Павел.
На сей раз, правда, предположения Иисуса не оправдались: ему пришлось долго убеждать старейшин в правильности предлагаемого им акта новообращения. У старейшин довод один: он не из народа избранного, потому не может быть принят в общину, как равный. Он — изгой. Изгоем и должен остаться; и как не убеждал Иисус старейшин, что новообращенный станет добрым помощником в их пастырской работе на пути к Царству Божьему на земле, они не воспринимали его слова достойно, ибо еще не уверовали в новую для них идею, какую принес им проповедник Мессия — на это еще нужно время. И тогда Иисус прибег к неотразимому, как он считал, аргументу:
— Отец мой Небесный, Господь Бог наш благословил меня гласом своим и Чашей Торжества. Могу ли я ослушаться Глагола Всевышнего?
— Позовем тех, кто был с тобой, — упрямо стояли на своем некоторые из старейшин.
— Зовите, если не верите слову Мессии.
И этот упрек не возымел действия. Пригласили все же Ицхака и Арджуну. И что самое обидное, не вместе, а поочередно. Чтобы, значит, сопоставить свидетельства.
Ицхак, а затем Арджуна поклялись, что слышали, как Господь Бог назвал Иисуса Сыном своим, и что видели, как ангел поднес Иисусу чашу со священным вином. Вот тогда только старейшины сдались.
— Поступай по воле своей, по слову Саваофа-Яхве. Мы у ног твоих, Сын Божий.
Моментально облетела деревню весть о видении Иисусу Мессии и о решении старейшин, дозволившим поступать Мессии по воле его и по Глаголу Божьему — весть эта взбудоражила не только еврейскую общину, но и многие семьи кашмирцев, особенно те, которые породнились с евреями, но продолжали жить по канонам многобожья. Они теперь были покорены тем, как легко отвел Мессия от Арджуны кару богов, исполнителями которых наверняка были белые жрецы из недалекого монастыря, да еще хочет даровать Арджуне благодать Единого Бога.
На берег Джеламы, где она образовала для себя уютный песчаный затончик, привалило народу видимо-невидимо. Вся, почитай, деревня. Старцы, мужи, женщины с детьми. Даже с грудными. Свершалось далеко еще не понятное для них, но, как они считали, великое. Вот и старался Иисус провести обряд крещения, в общем-то, очень простой, будничный, с возможной торжественностью, и помогали ему в этом старейшины.
Все в белых одеждах, у каждого в руке по молодой виноградной лозе. Несколько минут, преклонив колена, старейшины шептали псалмы Давида и истово били поклоны, а Иисус в это время держал руки свои на голове Арджуны. Тот стоял совершенно голым.
Вот поднялся один из старейшин и воздел руки к небу.
— Благословил Господь Бог наш! — возгласил он и прикоснулся виноградной веткой к груди Арджуны.
Вот второй:
— Благословил Господь Бог наш! Вот третий, четвертый, пятый…
— Благословил Господь Бог наш!
И каждый из них прикасался виноградными ветками к груди Арджуны.
Вот поднялся с колен последний из старейшин, объявив о полученном благословении от Саваофа-Яхве, коснулся лозой плеча Арджуны — тогда Иисус, не медля ни минуты, повел Арджуну, взяв его за руку, в воду.