Иешуа, сын человеческий
Шрифт:
Фома пал ниц, Иисус возложил на голову его руки свои, еще раз сказал: «Благословляю тебя на подвиг твой», и растворился в темноте.
Когда Фома, провожаемый Самуилом и Ицхаком, покинул Сринагар, Иисус тут же начал собираться в дорогу. За пределы Кашмира путь его. Теперь его ничто не сдерживало: Фома воротится через пять лет, можно ходить с проповедями даже в Непал. Он предполагал взять с собой только Ицхака, но узнавший об этом Самуил обиделся и настоял идти с ними.
Вот так, втроем, они проповедовали в деревнях и городах, останавливались и в монастырях для бесед и диспутов с белыми жрецами, с джайнаитами, с буддистами. Месяцами они не возвращались домой.
Минуло пять лет — Фома не появлялся. Потом еще пять лет, потом еще. И никаких вестей ни из Иерусалима, ни из городов Малой Азии, ни из Сирии, ни из Египта. Иисус мучился недоумением: что же случилось с Фомой? И не доставал он волей своей до Мадраса, где умер Фома после зверских побоев, учиненных фанатиками по наущению жрецов. Вопреки предупреждению учителя своего апостол Фома всю дорогу до Мадраса проповедовал именем Иисуса о равенстве всех перед Богом, о вере в Единого, о Царстве Божьем на земле для всех, что очень возмутило и белых жрецов, и жрецов-джайнаитов. Забыв о разногласиях своих, они объединились, чтобы общими усилиями погубить непрошеного проповедника.
Они как рассудили? Если Иисус Великий Посвященный, прошедший школу в священном храме, Мессия, наделенный к тому же божественной силой исцелителя, для них неодолим, то все иные проповедующие его учение, должны быть пресечены. Вырублены под самый корень. Вот и шла охота за Фомой на всем его пути, но удобного момента, чтобы весть о смерти проповедника его идей не дошла до Великого Посвященного, не появлялось, и только в многолюдном Мадрасе им удалось расправиться с возмутителем спокойствия в их кастовой среде — его избили до смерти. Он, однако, успел рассказать перед кончиной своей спутнику-ученику все о божественной встрече с Иисусом Христом, о видении перед второй беседой с ним, и наказал обязательно достичь Малой Азии и все передать апостолу Иоанну как завет Сына Божьего.
Ученик исполнил наказ апостола Фомы, и заветы Иисуса-Мессии достигли своей цели: Иоанн передал о них через откровение во все христианские общины, но Иисус не мог знать об этом и терзался неведением.
Уже сын его, Нимрод, и сын Самуила Авимаил сходили с торговым караваном в Дамаск и затем к морю, и Нимрод, специально съездив в Иерусалим, пока остальные купцы вели торг в портовых городах, не смог найти своего дядю Иакова. Одно он понял из той поездки, о чем рассказал отцу своему: Иерусалим накануне грозы — народ вот-вот поднимется с мечом в руках против Рима. И наблюдательность Нимрода подтвердилась — в следующую поездку они о Авимаилом увидели разрушенный город.
Но, несмотря на удручающие вести, Иисус продолжал ждать. И еще он жадно вслушивался в рассказы купцов, возвращавшихся из Палестины, в которых нет-нет да и проскальзывало что-то интересное для него, раскрывающее грани жизни христианских общин. Но с годами он все более и более привыкал к оторванности своей от родной земли и с большей активностью проповедовал свои идеи среди народа, стремясь умножать число уверовавших в него, в его идеи.
Жизнь меж тем текла, наполненная и земными заботами, Давида избрали председателем синагоги. Нимрод, после очередной поездки, на сей раз очень удачной, приобрел гостиный двор и больше уже не отлучался из Сринагара с торговыми караванами. Оба брата женились и обзавелись своими домами. Одна за другой сыграли свадьбы дочерям. Все складывалось удачно, и у Иисуса с Марией не оставалось крупных забот. Они жили в почете у своей разросшейся семьи. Живи и радуйся. Продолжай в полном спокойствии проповедовать свои идеи.
Но вот — первый удар. Скончался Самуил. Для Иисуса — великая потеря. Он уже привык видеть возле себя верного друга, а тут — пустота. Еще и предупреждение о смертности тела, ибо не поддается умерший от старости воскрешению.
Не успела притупиться тоска по умершему другу, занедужила Мария. Иисус, правда, сумел быстро излечить ее, но в то же время понял, что скоро потеряет жену свою, любовь свою: истекает определенный судьбой срок ее жизни. Решил тогда Иисус не рисковать, из дома не отлучаться для проповедования.
Проповедовать же и крестить новообращенных он благословил Ицхака, давно уже готового к этому. Ученика же себе Ицхак, по совету Иисуса, должен был выбрать сам. При участии, конечно же, старейшин.
Как показало время, Иисус поступил разумно: Мария скончалась через несколько месяцев, и воскресить он ее не смог. Это особенно угнетало его. Но что оставалось делать? Купить уголок земли на кладбище и возвести усыпальницу. Чтобы и ему в урочное время упокоиться рядом с любимой женой, с ангелом-спасителем своим; чтобы и для потомства было бы место в родовой усыпальнице.
Пышно хоронили Марию, почти вся община провожала ее в последний путь. Иисусу же была безразлична эта суета мирская, душа его кровоточила в скорби, и жизнь для него потеряла всякий смысл.
За одну ночь он поседел. Пышные волосы на его голове, не знавшие ножниц, и такая же пышная борода, тоже никогда не подстригавшаяся, стали белее снежных горных вершин.
Долго не покидала Иисуса ипохондрия, хотя все ближние старались внушить ему, что жизнь жены его продолжается в детях ее и внуках и что ему, Мессии, нужно не отстраняться от предназначенного Отцом Небесным. Особенно настойчивым был Ицхак, поднимавший дух учителя теми же словами, какими наставлял Иисус его самого, делавшего первые шаги в проповедничестве. В конце концов, ученик победил учителя. Иисус сказал:
— Я хочу пойти по всем тем монастырям, где в годы молодости своей познавал Священную Истину. Если имеешь желание, пойдем со мной.
— Не взять ли нам с собой и моего ученика?
— Можно. Вдвоем мы успешней сможем передать ему свои знания.
Ушел Иисус из города без особой огласки. Лишь Давиду открылся полностью:
— Путь мой не на месяц и даже не на год, но — на годы. Пока не почувствую, что Ицхак и ученик его твердо встанут на ноги. Через познания Вед и моих ежевечерних бесед-уроков.
— Но ты, отец, не молод. Помни об этом.
— Я вернусь, сын мой. Обязательно вернусь.
Заверение это не очень-то убедило Давида; если на многие годы, то все может случиться со старым человеком, и он прощался с ним навсегда, хотя старался скрыть эти свои мысли. Иисус, однако, поняв их, повторил твердо:
— Я непременно вернусь. Я должен упокоиться рядом с женой моей, рядом с ангелом-спасителем моим, воссоединившись с ней душами навечно.
Иисус сдержал слово. Он вернулся. Еще более постаревший, но, похоже, избавившийся полностью от тоски по Марии.