Игла Стёжки-Дорожки
Шрифт:
Поначалу казалось, что все способствует благополучному выполнению заказа. Погода была прохладной, с секущим ветром, и это позволило натянуть вязаную шапку на лоб и уши, а нижнюю часть лица замотать шарфом — какая-никакая, а маскировка. Маугли сидел тихо, не брыкался, обещанная боковая дверь открылась вовремя, возле отеля топтаться не пришлось. Пожилой бармалей с седой бородой ткнул пальцем в припаркованный возле забора автомобиль, отдал ключи, провел Диму по служебной лестнице, достал другие ключи, отпер дверь на крышу, кивком указал на чемоданчик с «Винторезом», стоявший возле парапета. Дима так же молча кивнул, дождался, пока бармалей спустится на пару пролетов — дверь осталась незапертой и приоткрытой — посмотрел на часы и начал собирать винтовку.
Он
«Что случилось?»
Голос Дыма прозвучал так громко, как будто оборотень стоял рядом. Дима едва не пропустил тревожный звук — дверь на служебную лестницу захлопнулась. И не сама по себе, потому что ключ повернулся в замке.
«Что случилось?»
— Не мешай! Потом! — прорычал Дима, которому было не до мысленных разговоров.
Снизу, с улицы, доносился звук приближающихся сирен. Две полицейские машины. Автомобиль, на котором он должен был уехать, тронулся с места, пересек улицу и скрылся в переулке. А хоть бы и не уехал — дверь на лестницу не выбьешь, крепкая.
Он полез по лесенке к блокам сплит-системы, запихнув Маугли за пазуху и не выпуская чемоданчика с «Винторезом» из рук. Перебросил из правой в левую, зацепился за раму, высматривая свободное место — рискнуть, спрыгнуть — и взвыл от боли. Маугли выбрался из-под куртки и вгрызся ему в запястье, заставив разжать пальцы.
Падение вышло не таким, как представлялось. Дима пролетел полметра и плюхнулся задницей на что-то мягкое — словно услужливые спасатели успели матрас подстелить. Он сел, осмотрелся, пощупал пружинящее белое облако, повернулся на визг. Маугли метался по дорожке, уходившей к верхушкам парковых деревьев, звал: «Иди быстрей!». Дима понял, что ему подвернулся шанс скрыться с места преступления, встал на ноги и осторожно зашагал вслед за кроликом, опасаясь провалиться сквозь загадочную, неизвестно откуда взявшуюся дорожку.
Он довольно быстро добрался до деревьев, и обнаружил, что это не деревья, а пожухшая трава, цепляющаяся за каменистый грунт. Парка, статуй и лебедей не было. Как и бабки с собачкой. Стену отеля, лесенку и блоки скрыл туман, и Дима пошел в единственно доступную сторону — вслед за Маугли. Свернуть влево или вправо он не мог — теперь облачная дорога парила над темной пропастью, оживляемой редкими стайками светлячков.
— Ванькой тебя надо было назвать. По фамилии Сусанин, — пробурчал он кролику, пытаясь прогнать подступающий страх — даже мурашки по спине побежали.
Маугли ненадолго остановился, посмотрел на Диму блестящими черными глазами, дернул ухом и снова попрыгал вперед. Чуть-чуть полегчало, когда клочья облачной ваты перестали пружинить, и в прорехах появился надежный камень. Дима шумно выдохнул, в очередной раз перебросил чемоданчик с «Винторезом» из руки в руку — врожденная швабская рачительность не позволила ему расстаться с такой замечательной винтовкой — и спросил у кролика:
— Слышь, Маугли! А куда мы идем? Ты хоть намекни.
Конечно же, ответа он не получил — да и не сильно рассчитывал. Камень под ногами сменился гравием, заскрежетал под подошвами. По бокам начал вырисовываться скверный пейзаж — то ли недостроенные, то ли разрушающиеся высотные здания, огромные лестницы, начинающиеся на пустом месте,
Часть почтовых ящиков на лестничной площадке скрипели распахнутыми дверками, в некоторых лежали рекламные проспекты на незнакомом языке, а один кто-то поджег — металлическая ячейка была закопчена, сквозняк ворошил лохмотья пепла. Дима одолел еще один пролет, отметив, что перила куда-то исчезли, и вышел на этаж без квартир и перегородок. Пространство заполнял гул голосов, доносились отрывистые выкрики, кто-то с кем-то спорил — с готовностью перейти от слов к драке.
Маугли притормозил, позволяя Диме осмотреться и понять, что они вышли на рынок-барахолку. Товары лежали на полу, на ящиках и грубо сколоченных прилавках. Чем только тут ни торговали… и от товара, и от вида продавцов глаза разбегались. Ушаны, напоминавшие зеленомордых гоблинов из «Властелина Колец», расхваливали грубо выкованные клинки, томные девы в белых одеждах призывно потряхивали пузырьками с цветочным маслом, давившимся на глазах у покупателей в маленьких прессах. Желтолицые деды в тюбетейках продавали автоматы Калашникова вперемешку с безголовыми куклами, хохломскими солонками, граммофонами и швейными машинками. Следующий шаг приводил к охапкам сушеных трав, потрепанным книгам и россыпям исцарапанных парафиновых овощей, лежавших на пожелтевших газетах. Большая часть букв была незнакомой, но в самом дальнем уголке, под грушами, нашлась «Правда» за сентябрь одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.
Дмитрий Генрихович обошел три ряда и замер возле раритета, который не ожидал увидеть своими глазами, да еще в таком странном месте. Снайперская «Мосинка». Винтовка из серии, которую начали выпускать еще до Великой Отечественной войны, оружие Победы в Советско-финской. Сохранившиеся экземпляры, особенно именные, которыми награждали советских снайперов, ценились коллекционерами на вес золота. Дима присел на корточки, понимая, что его перестали волновать актуальные вопросы «как я сюда попал?» и «получится ли вернуться домой?». Он тронул лежавший рядом с винтовкой укороченный оптический прицел с кронштейном Кочетова, разгладил мятую наклейку «Новосибирский приборостроительный завод» и полез во внутренний карман за бумажником.
«А вдруг прокатит?» — подумал он, выгребая наличность.
Не прокатило. Радужные деньги продавца в тюбетейке не заинтересовали. Как и «Винторез», который Дима предложил на обмен.
— Что хочешь? — поинтересовался он, не надеясь услышать ответ — урюк не понимал ни русского, ни немецкого, а жесты не помогали.
Маугли, присевший рядом, шевелил ушами, как будто тоже желал услышать ответ. Проблема разрешилась довольно быстро. Урюк покричал торговцам в соседнем ряду, и дозвался толмача — такого же урюка в тюбетейке, только бородатого.
— Это редкая вещь, — с сильным акцентом сообщил бородач. — Ценность. Он хочет за нее что-нибудь редкое. И ценное. Деньги не надо. Твой ствол — ширпотреб.
Дмитрий Генрихович почти не обиделся. Уточнил:
— Ценное — живое? Или золото-бриллианты?
— Редкое, — напомнил бородач. — Принеси, а он посмотрит.
Запрос напоминал «принеси то, не знаю, что», но снайперскую «мосинку» хотелось так сильно, что Дима встал на ноги и начал обдумывать варианты. Он дошел до конца ряда, чуть не наступив на покрытые трещинами стеклянные елочные игрушки — судя по виду, дореволюционных времен — зацепился взглядом за очередной прилавок и снова замер. Хожени. Дорожники. Плетеные штучки, помогавшие выйти на Кромку. Целая охапка — старенькие, потертые, с развязанными узлами, рваными шнурками и дырами в аккуратном рисунке, с кистями, перепачканными смолой, рассыпающимися низками бусин.