Иглы мглы

Широков Виктор Александрович

* * *

Еще раз очутиться там,где ты забыт и вряд ли нужен,где сломан солнечный вигвами всюду только грязь и лужи.И ты буксуешь каждый мигна старых распрях и обидах;судьбы огромный маховиклишь чередует вдох и выдох.Молчишь. Растерзанный. Нагой.Какой такой причины ради?Бегом отсюда! Ни ногой!Как сам же написал в "Балладе".Возрадуйся, что твой уделдавно решен не земляками;и снежный пепел пролетелшальными чайками вдоль Камы.И пусть снежинки в волосахблеснут фатальной сединою;ты превозмог минутный страхи взмыл над вспененной волною.Надежный старый самолеттебя уносит восвояси;и каждый день, и каждый годнепредсказуем и прекрасен.22.09.87, Пермь

* * *

Не прекращает время быстрый бег.Шум времени напорист и неистов."За скальпель истины возьмется новый век",не

зря писал один из декабристов.Вблизи непросто разглядеть лицо.Оно закрыто грязью иль коростой.Но вот выводит случай на крыльцопод снег и дождь и судит всех по росту.И точные вопросы налетят,как пчелы в час цветения кипрея;и каждая из давешних досадвновь отодвинет тех, кто был хитрее.На место ставит время подлецови освещает истинных героев;тем и затем живем, в конце концов,сердца на компас истины настроив.Поэтому не спится в декабре;спешим в "Икарус", если не в икары;автобус ждем, построившись в каре,свергаем идолов и не боимся Кары.17.05.87

ЭСТОНСКИЙ ОФОРТ

Андресу Эхину

Когда однажды ротозей заглянет в таллиннский музей, то обнаружит там офорт, построенный словно кроссворд; давай, мол, зритель, не зевай, а клетки мозга заполняй не чертовщиной, не божбой, а черно-белой ворожбой; потом в углу под светом ламп вдруг разглядит еще эстамп; за ним отыщется другой, сулящий сердцу непокой; художник Вийральт Эдуард изобразил здесь сущий ад. Доселе, может, только Босх сумел взорвать виденьем мозг и показать, что может ждать все общество, и чернь, и знать. Как из разрушенных бойниц зияет из различных лиц сто тысяч глаз, разбитых линз; так множит гиперреализм; так кием ткнуть бывает рад людской хрусталик, вновь в бильярд играя, демон или черт среди алхимии реторт. Сегодня, маясь по жаре, я вновь вгляделся в "Кабаре" (есть и такой еще офорт среди вийральтовских работ). Художник, как бессонный Вий, схватив резец, как острый кий, нанес по похоти удар, изобразив страстей пожар. Там продолженьем буйных чресл казался дьявольский оркестр; там снизошел на всех угар, неважно молод или стар; и до изнеможенья жил всех пылкий танец закружил. Среди беснующихся пар запечатлел высокий дар не только бедных алкашей, но, проникая в суть вещей, как наказанье за вину пророчил близкую войну. Шел только 31-й год, а сколько будущих невзгод здесь напророчил всем Вийральт… Офорт, как в трещинах асфальт, сулил безжалостную смерть всем тем, кто хочет пить и петь. С улыбкой, словно истукан, стояла женщина-фонтан, и струи адского питья дарили счастье забытья. И тут же рядом под зонтом, не обращая на фантом вниманья, парочка детей вкушала радость без затей. И множась вдалеке, как зло, паучье дерево росло; не сучья, колкие, как шприц, а маски человечьих лиц охотно изрыгали сок, чтоб пьющий вырваться не смог. Художник здесь изобразил всех тех, кто грезил, а не жил; кто вместо песен пук реприз принес на дьявольский стриптиз и душу живу обкарнал, как шевелюру в карнавал… Но как преодолеть контраст? Как говорится, Бог подаст; и каждый может только сам отверзнуть вежды к небесам; ведь даже у глухих невежд в душе есть место для надежд; иначе для чего офорт дарить апофеозу морд; иначе должен сдать в ломбард лом вечных перьев каждый бард; когда б не вера в светлый час в душе у каждого из нас; и свет со тьмой соединив, оставил нам гравюру-миф, где дышит раем каждый ярд, художник Вийральт Эдуард.3.05.87

ЕЩЕ

Прекрасно юное Еще,когда, не зная правил,еще под небосвод плечобездумно не подставил;когда по радуге гулялбездомно и бездымно;когда души не оголяли рифмовал невинно.Еще я водки не распилс очередным иудой;еще не пущен на распылбыл гений в пересудах.Я, как в колодец, заглянув расплесканную юность;я полететь готов ко дну,лишь бы мечта плеснулась.О, где ты, давнее Еще,где кулаки не сбиты,где дышат в спину горячовчерашние обиды.Я меньше сделал, чем хотел,чем мог, замечу гордо,когда б не цепь бездушных тели ханжеские морды.И все же звонкое Ещене растерял я в склоках;оно, раскручено пращей,еще взлетит высоко.Еще не заблужусь в лесупривычек; впрямь не промах,вновь ворох песен принесу,как в мае цветь черемух.Так славься, зрелое Еще,когда противу правилпод небосвод свое плечоты радостно подставил.3.02.87

* * *

Неумолим к мечтам возможностей предел…Не помню, кто сказал про пальцы брадобрея…Я прожил эту жизнь не так, как я хотел;пусть к дочери судьба окажется добрее.Уходит день и час; и не остановитьмгновенья; и нельзя надеяться на случай.Сердца соединить едва ли сможет нитьвзаимности простой, когда ты невезучий.К тому ж узка стезя; я пробовал, друзья,пролезть бочком в ушко, да только застреваю.Кто муж, а не дитя, тот знает, что нельзяраздваиваясь жить, любовь в себе скрывая.Двойное бытие прекрасно на словах.Как радуга зимой слепит двойное зренье.Но бедная любовь тотчас потерпит крах,не выдержав тоски двойного притяженья.Я локон отверну, как кокон разверну;знакомое лицо, как бабочка, взовьется…Я верю, что еще успею и вернуна крылышки пыльцу с волшебной позолотцей…21.01.87

АРТЕФАКТ

Незабываемы практические занятия по анатомии:все мы, первокурсники, что-то препарировали,тщательно выделяя каждый нерв,каждый сосудик,каждое мышечное волоконце.И вдруг резкий голос педагога(чуть ли не Бога)возвещал: "Артефакт" (т. е. игра природы,ошибка природы; то, чего быть не должно,но изредка случается).Поэзия — артефакт реальности,зыбкая игра воображения,и все-таки она существует, поэзия!21.10.86

* * *

Кто-то, кажется, Кафка, сказал о том,что повторялось тысячекратно:человек потерян в себе самомбезвозвратно.Но ведь можно построить себя, как дом,если нравственно ты не калека…Человек потерян в себе самом,важно найти в себе человека.21.10.86

В ПРЕДДВЕРИИ ГРЯДУЩЕГО

Памяти Бориса Пастернака

Когда над городом свечениене остывающей зари,я властно чувствую влечениесудьбы, верчение земли.Когда подобие кокошникавенчает сизый горизонт,во мне поет азарт художника,мольберт вонзившего в газон.Завороженный силой сущего,пусть не мессия, не пророк;он весь в преддверии грядущего,на перепутье всех дорог.И как не вспомнить имя гения,что силой лирики своейвосстал над мрачною геенноюразбушевавшихся страстей.Моя банальная фантазияпредставить даже не могла,как азиатчины оказиявдруг закусила удила.Его щемящие метафоры,его сердечная тоскавдруг власть имущим не потрафили,чтоб затравить наверняка.И то, что нынче в биографиизаймет едва ль один абзац,сложилось в годы, что ограбиличинуши, спецы по эрзац…Эрзац-кино, эрзац-поэзии,эрзац-культуры, наконец;ведь кажется всего полезнеенередко не творец, а спец.Я вырос в годы безвременщиныи, может, лишь его стихименя спасли от обыденщиныи от словесной шелухи.Я нынче горд, что связан юностьюи с Вишерой, и с Чусовой;что также с клеветы осунулсяпо воле стрелки часовой.И с той же выправкой торжественнойготов стоять хоть день-деньскойпред самой неказистой женщиной,мелькнувшей в сваре городской.Иным стихи лишь развлечение,приправа, соусу сродни;а мне — влечение, свечение,дням оправдание они.И чем случайней совпадения,тем непреложней связь судеб;и я вхожу в его владения,не ведая, что грех нелеп.Пусть доброхоты чтут приличияи упиваются тайком;а мне мое косноязычиедороже даже под хмелькомвоображения всеобщностинерукотворного пути;а наши мелкие оплошности,как опечатки, опусти.Жаль, что елея благолепиемжжет юбилея ритуал;вот-вот еще одно столетиеобрушится на тротуар.Столетье — тоже род экзамена,явленье истины на свет;он должен быть прочитан заново,вероучитель, мой поэт.7.10.86

МЕТАМОРФОЗЫ

Дирижеру Джансугу Кахидзе

Рояль, откинув черное крыло, присела, далеко не отлетая. Уродице трехлапой повезло; ее пригрела человечья стая. Летучая чудовищная мышь, в провинции ты реешь и в столице; то жмешься к полу, то впотьмах летишь многопудовой птеродактилицей. Наездник твой, кудесник, что комар, так тонок на корриде в черном фраке; твой писк, твой крик наивен, как кошмар бегущего по лесу в полном мраке. О, как суставы по ночам скрипят, отпотевая грузной древесиной! Клавиатуры вытянутый ряд зубопротезен, хоть оскал крысиный. Надежен панцирь щитомордовой шкатулки, музыкальной черепахи, когда лежишь, повернута порой вверх брюхом, вся — во прахе и — на плахе… Но если твой наездник, твой факир вдруг извлечет нам Брамса или Листа; рояль, ты — сразу прелесть, ты — кумир; в мгновенье это все мы — роялисты. Так не стесняйся, яростней топырь свои копыта оркестрантам в лица; пусть дирижер вспорхнет, как нетопырь; он — твой сообщник, человеко-птица. Рояль, всегда с тобою рядом жаль бесхвостого котенка пианино; ни веса, ни осанки, лишь эмаль зубов двуцветна да оскал крысиный. О, если бы сыскался крысолов, что всех бы вас сорвал из обиталищ и заманил игрой волшебной в ров, я был бы среди вас, как ваш товарищ. Как вы, малоподвижен и тяжел; на уверенья, как и вы, доверчив; и так же мне опасен произвол красивых женщин, если в сердце вечер… Рояль, лети как глянцевитый жук или ползи как Божия коровка; мне больше заниматься недосуг сравненьями и вообще неловко. Шумит оркестр: гудит виолончель; как чайки, перепархивают скрипки; а ты — в углу; вертится карусель и без твоей праящерской улыбки. Тебя забыл заезжий дирижер; наездник твой в гастрольной лотерее; рояль, рояль, без струн, как без рессор, скакать накладнее и тяжелее. Втяни же в брюхо куцее шасси и вырули на летную дорожку… О, как еще летают на Руси чудовища в прозрении сторожком!9.08.86, Пицунда

* * *

Пляж, где радости нет умолку.Все попарно и все в обнимку.Сосен сдвоенные иголкиточно женские "невидимки"…3.08.86, Пицунда

* * *

Всем хороша страна лазури,где нынче солнца через край,а мне б клочок уральской хмурида гоготок гусиных стай.Да лес в осенней позолотце;лог, на котором есть стожок;да бочажинку на болотце,где так глубок любой глоток.2.08.86, Пицунда

БЕЛЫЙ ЛУЧ

Белый луч — совсем не белый,если разложить умно…И не хватит жизни целойна бессмертное кино.Наше сердце, чем не призма;жгут оттенки бытия…Смесь цинизма и лиризма,быта мутная струя.То сияет ярко солнце,то скрывается средь туч…Если этот бег прервется,вновь сойдется белый луч.24.06.86

* * *

На Палихе актриска жила;впрочем, может быть, нынче актриса…Помню, как провожал до угла;Помню влажное имя Лариса;Помню, яблони жадно цвели;Помню пышные перья заката;Помню, белые клипсы леглина большую ладонь виновато;помню тихую-тихую ночь;помню долгие-долгие речи;помню, было, казалось, невмочьрасставаться в преддверии встречи;помню, как обжигалась ладоньо ладошку; чтоб позже ночамижег невидимый миру огонь,на бессмертный вопрос отвечая;шорох платья и стук каблуков;и руки улетающий промельк;розовеющий край облаков…Но вот что разлучило — не помню.17.05.86