Игра 14.0

Познански Урсула

— Тебе надо пожаловаться на службу, которая занимается уборкой помещений: окна на лестничной клетке не мыли несколько месяцев.

— Привет, папа.

— Да, да, привет. На тебе глаженая рубашка? Костюм чистый?

— Ты о чем?

— Мы едем в Берлин, на конгресс хирургов. Если у тебя нет подходящей рубашки, то купим по дороге. — Отец вошел в квартиру, провел рукой по верхнему краю шкафчика для обуви и с отвращением посмотрел на пыль, собравшуюся на кончиках пальцев. — Твоя уборщица ни на что не годится, как я погляжу.

— У меня нет уборщицы.

—

Это заметно. — Он стер пыль с пальцев. — Значит, так. Собирай вещи, через десять минут выезжаем.

Бастиану внезапно стало душно; жар поднимался где-то в голове и растекался вниз к животу. Он оцепенело смотрел на отца и не мог выдавить ни слова. Костюм за две тысячи евро, шелковый галстук, очки в золотой оправе и пренебрежительный взгляд, от которого жар только усиливался, — всё это еще не самое худшее. Хуже всего была абсолютная уверенность в себе, дававшая его отцу право считать, что любой человек на свете должен следовать его указаниям, ни в чем не переча и не задавая никаких вопросов. Вот и Бастиан тоже. Прежде всего Бастиан.

— Я был бы тебе очень признателен, если бы ты начал шевелиться. — Быстрый взгляд на «Брайтлинг», [13] украшавший запястье. — Хочу представить тебя кое-кому из своих влиятельных коллег, прежде чем выступлю с речью.

— Я с тобой не поеду.

В уголке отцовского глаза дрогнула тоненькая жилка.

— Вот еще! Естественно, поедешь.

— Нет. У меня другие планы. Ты бы избавил себя от необходимости заезжать сюда, если бы позвонил мне заранее.

13

“Breitling” — дорогая марка швейцарских наручных часов.

Бастиан сказал это — и почувствовал невероятную радость, хотя и понимал, что такие слова не останутся безнаказанными. Но оно того стоило.

— Что еще за… планы? — Можно было бы спорить на что угодно — в голосе его отца звучала явственная насмешка. — Наверняка что-нибудь такое, что можно отложить.

Он прошел мимо Бастиана в комнату, взял учебник по физиотерапии и раскрыл его там, где была вложена закладка.

— И дальше ты не продвинулся? У тебя же осталось только шесть недель. — Он бросил книгу назад на стол. — Я рассчитываю, что ты будешь учиться на отлично, и ты это знаешь. Иначе держись от медицины подальше. Наше имя не должно быть ничем запятнано.

Жар внутри Бастиана становился почти нестерпимым, всё в нем так и закипало.

— Папа, я уже по второму разу учебник читаю.

— В самом деле? Прекрасно. Тогда поездка в Берлин не скажется отрицательно на твоей учебе. Пакуй вещи.

— Нет. — У Бастиана возникло ощущение, будто он стоит на крыше небоскреба и смотрит вниз. Подступала тошнота. — Я уже сказал, что не поеду с тобой, и ты это слышал. Если ты думаешь, что можешь пропустить всё мимо ушей, ты ошибаешься. Если хочешь, можешь заблокировать мой счет, лишить меня денег… что ты там еще можешь сделать? Мне было бы даже лучше!

С тем же успехом я могу работать в «Макдональдсе» или помогать в баре, как другие студенты, которым приходится рассчитывать только на себя.

Он так и не смог вспомнить, случалось ли ему когда-нибудь сказать хотя бы пару фраз без того, чтобы отец не перебил его. В душе Бастиан весь сжался, а Максимилиан Штеффенберг лишь ухмыльнулся.

— Дело в девушке, не так ли? Что ж, понимаю и ничуть не против. Но по сравнению с конгрессом, который, как ты знаешь, проводится только раз в год, это не имеет никакого значения. Девушки, в отличие от конгрессов, бывают всегда, и их еще столько будет!

Что-то ты недоговариваешь, отец.

— Кстати, как дела у мамы?

Максимилиан Штеффенберг даже бровью не повел.

— Как обычно.

Значит, совсем плохо, хотел сказать Бастиан, но вдруг услышал звонок мобильника. Наверное, это Сандра. Он торопливо схватил трубку с письменного стола — отец не должен увидеть ее имя на экране телефона.

Однако беспокойство оказалось напрасным — номер был неизвестен Бастиану.

— Алло?

— Не надо никуда ехать. — Голос звучал приглушенно.

— Кто это? — инстинктивно Бастиан тоже понизил тон, отвернулся от отца и вышел на кухню.

— Не имеет значения. Просто поверь мне. Останься дома, иначе ввяжешься в очень нехорошее дело.

Бастиан услышал в трубке шаги, словно звонивший спускался по лестнице.

— О чем ты? Какое нехорошее дело? Мы вообще знакомы?

— Нет, но это не играет никакой роли. Я не могу объяснить подробнее, нет времени, к тому же ты бы мне всё равно не поверил. Но это в самом деле очень хороший совет, тебе стоит к нему прислушаться. Я просто хочу тебя предостеречь.

Мужской голос, теперь Бастиан был абсолютно уверен.

— Предостеречь от чего, черт побери?

— Всё, мне нужно заканчивать разговор. Прекрасной Троицы!

Бастиан вернулся в комнату. Видимо, его растерянность нельзя было не заметить, раз отец тотчас набросился на него как на раненого зверя. Легкая добыча, ничего не скажешь.

— Кончай ты с этими глупостями, Бастиан. Раз я сказал, что ты поедешь со мной, значит, ты поедешь со мной. Я пробуду там только до завтрашнего дня, так что через двадцать четыре часа ты уже будешь дома. К тому же на самом деле у тебя попросту нет выбора — я уже объявил коллегам из Гейдельберга, что хочу представить им своего сына.

Ага, значит, вот как.

— Ничего, твои коллеги из Гейдельберга переживут. И ты тоже. Можешь делать что угодно, хоть на голову вставать, — я с тобой не поеду.

Бастиан уселся за письменный стол и открыл учебник по физиотерапии. Строчки прыгали у него перед глазами.

— Иногда я с трудом верю, что ты мой сын, — голос отца звучал холодно, но скрытый в нем гнев нельзя было не услышать. — Я всегда тебе говорил, что в нашей профессии личные контакты и связи — вещь незаменимая. Но тебе, похоже, на это плевать, ведь так?