Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
Он перевел разговор на другую тему.
— Filhos da Mente de Cristo — я не очень силен в португальском, но ведь это означает «Дети Разума Христова», не так ли?
— Это сравнительно молодой орден, он был образован по специальному разрешению Папы четыреста лет назад…
— О, я знаю о Детях Разума Христова, мэр. Я Говорил о смерти Сан Анжело на Моктесуме, в городе Кордоба.
Ее глаза расширились.
— Так это правда!
— Я слышал много вариантов этой истории, мэр Боскинья. В одном из них дьявол вселился в Сан Анжело на смертном ложе, и он выкрикивал отвратительные обряды Глашатая Мертвых.
Боскинья улыбнулась.
— У
— Случилось так, что Сан Анжело задолго до того, как его причислили к лику святых, присутствовал на Рассказе о смерти женщины, которую он знал. Грибок в крови медленно убивал его. Он пришел ко мне и сказал: «Эндрю, они уже рассказали обо мне столько ужасно лживых историй о чудесах, которые якобы я совершал, и решили, что меня пора канонизировать. Ты должен помочь мне. Ты должен сказать правду, когда я умру».
— Но эти чудеса были подтверждены, и он был канонизирован лишь через девяносто лет после смерти.
— Да. В этом есть и моя вина. Когда я Говорил о его смерти, я сам подтвердил некоторые из чудес.
Теперь она рассмеялась во весь голос.
— Глашатай Мертвых, верящий в чудеса?
— Взгляните на холм, где стоит собор. Сколько там домов для священников и сколько для школ?
Боскинья поняла сразу и свирепо посмотрела на него.
— Дети Разума Христова послушны епископу.
— За исключением того, что они сохраняют и преподают знания, независимо от симпатии или антипатии епископа.
— Сан Анжело мог позволить вам вмешиваться в дела церкви. Уверяю вас, что епископ Перегрино этого не допустит.
— Я прибыл сюда Говорить о смерти обычного человека, и я придерживаюсь закона. Думаю, вы обнаружите, что я причиняю меньше вреда, чем вы ожидали, и, наверно, больше пользы.
— Если вы прибыли Говорить о смерти Пипо, Глашатай Мертвых, то вы не принесете ничего, кроме вреда. Оставьте свинок за стеной. Если бы было по-моему, то ни один человек не прошел бы больше за ограду.
— Я надеюсь, я смогу где-нибудь снять комнату?
— Наш город не подвержен изменениям, Глашатай. У каждого здесь есть дом, сюда никто не приезжает — зачем держать гостиницу? Мы можем предложить вам один из небольших пластиковых домиков, в которых жили первые колонисты. Он невелик, но в нем есть все удобства.
— Поскольку я неприхотлив, я думаю, это подойдет. И я планирую встретиться с доном Кристао. Где есть последователи Сан Анжело, там правда найдет друзей.
Боскинья фыркнула и повела машину дальше. Как Эндер и рассчитывал, ее предвзятое мнение о Глашатае Мертвых было разрушено. Подумать только, он действительно знал Сан Анжело и одобрительно относился к Детям. Это совсем не то, к чему подготавливал их епископ.
Комната была очень скудно меблирована, и, если бы у Эндера было больше вещей, у него возникли бы сложности с их размещением. Однако он разобрал свои вещи после межзвездного перелета, как всегда, за несколько минут. В его сумке остался только завязанный кокон с Королевой; у него давно уже было странное чувство несоответствия кокона, в котором находилось будущее удивительной расы, рюкзаку под кроватью, в котором этот кокон был спрятан.
— Может быть, это именно то место, — пробормотал он. Кокон был прохладным на ощупь, почти ледяным, несмотря на полотенца, в которые он был завернут.
<Это именно то место.>
То, что она была так
— Хотел бы я, чтобы мы пришли к такому решению, — сказал он. — Возможно, что это именно то место, но это полностью зависит от того, как свинки справятся с вашим присутствием.
<Вопрос в том, справятся ли они с вашим присутствием без нашего участия.>
— Это потребует времени. Дайте мне несколько месяцев.
<Сколько тебе нужно. Мы уже не спешим.>
— Кого вы здесь нашли? Я думал, что, как вы сказали, вы не можете общаться ни с кем, кроме меня.
<Часть нашего сознания, отвечающая за наши мысли, то, что вы называете филотическим импульсом, движущей силой ансибла, она очень холодна, и ее трудно найти в сознании людей. Но этот разум, который мы здесь нашли, один из многих, порождает филотические импульсы более сильные, более ясные и различимые, он лучше слышит нас, он видит нашу память, а мы — его память, нам легко понять его, поэтому прости нас, дорогой друг, прости нас, если мы предпочтем тяжкому труду общения с твоим мозгом общение с ним, потому что для него не нужно создавать слова и образы, понятные твоему аналитическому уму, потому что мы ощущаем его как солнечный свет, как солнечное тепло на его лице, на нашем лице, как прохладу у нас внутри, как движение, такое нежное и всеобъемлющее, похожее на легкий ветерок, — все, чего мы были лишены три тысячи лет, прости нас, мы побудем с ним, пока ты не разбудишь нас, пока ты не отнесешь нас в наш новый дом, потому что ты сделаешь это, ты придешь своим путем, в свое время, к тому, что это — именно то место, что это — дом…>
И затем он потерял нить ее мысли, почувствовал, что она отлетела, как сон, забытый после пробуждения, как бы вы ни старались вспомнить и оживить его в памяти. Эндер не знал, что здесь обнаружила Королева, но что бы это ни было, ему придется иметь дело с реальностью в лице Межзвездного Кодекса, католической церкви, с молодыми ксенологами, которые могли и не разрешить ему встретиться со свинками, с ксенобиологом, изменившей свое мнение по поводу его приглашения, и еще, возможно, самое трудное из всего этого — если Королева останется здесь, то и ему придется остаться. «Я столько лет был оторван от человечества, — подумал он, — приезжая для того, чтобы вмешиваться, ломать, наносить ущерб, исцелять и потом вновь уезжать незатронутым всем этим. Как я смогу когда-либо стать частью этого места, если мне придется здесь остаться? Единственными ячейками, к которым я когда-либо принадлежал, были армия мальчишек в Боевой школе и Вэлентайн — и их уже нет, этих кусочков прошлого…».
— Что, погрязаешь в одиночестве? — спросила Джейн. — Я слышу, что твой пульс замедлился, а твое дыхание стало тяжелым. Через минуту ты уснешь или умрешь.
— Это нечто гораздо более сложное, — весело откликнулся Эндер. — Преждевременная жалость к себе — вот что я ощущаю, предчувствие боли, которая не наступила.
— Очень хорошо, Эндер. Начни пораньше. Так ты будешь барахтаться в этом гораздо дольше. — Терминал ожил, показывая Джейн в обличье свинки в кордебалете среди длинноногих женщин, танцующих канкан. — Давай немного поупражняемся, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. К тому же ты уже разобрал вещи. Чего ты ждешь?