Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
Шрифт:
Славянские дети сидели за столом точно так, как их оставили здесь пять минут назад. С той разницей, что ваза с мороженым ассорти была пуста, а в сифоне пузырилось не более чем на два пальца от дна «крем-соды».
— Я не заставил вас ждать? — вежливо поинтересовался Фриц.
— Нет, спасибо, было очень вкусно, — поблагодарила Корзинкина.
— А почему ваш чемпион выступает от независимой сборной? — обратился Славик к Дицу. — Разве он не из Германии?
— Курт немец, это так, однако он родился в Южной Америке и еще ни разу в жизни не
Это была абсолютная правда.
— Послушайте, — Фриц вдруг пригнулся и заговорил шепотом.
— Да! — отозвались шепотом Славик и Маринка.
— Я восхищен вашей изобретательностью и фантазией!
— Правда?
— Этот луч, объемная проекция мумии, он до смерти перепугал воришек.
— Фантом-проектор, — уточнил Славин не без гордости.
— Уникальные кадры видеосъемки в экстремальных условиях…
— По правде говоря, не очень хорошо получилось, — призналась Маринка.
— Дротики, начиненные транквилизаторами…
— Там было довольно темно… — Славик предпочел бы не вспоминать свои позорные промахи.
— Мальчик-эльф, отключивший сигнализацию…
— Петя?.. — переглянулись Славик и Маринка и тут же прикусили языки: говорить с кем бы то ни было на эту тему, генерал Потапов им запретил. И уж совсем не следовало этого делать с иностранным гражданином, за которым они сами должны были наблюдать.
— А мы ничего такого не знаем, — ясные глаза Маринки Корзинкиной округлились.
— Ерунда какая-то, — Славик начал сердито расколупывать неровность на полированном столе.
Некоторое время Фриц с едва заметной улыбкой переводил взгляд с одного на другого, затем поставил на середину стола табакерку и откинул крышку.
Медленно привставая и одновременно вытягивая шеи, дети склонились над незнакомым предметом.
Серебряный ларчик был разделен перегородкой на два отделения: «спальню» из мягких лоскутков ткани и «ванную комнату» — с влажной губкой для умывания, полотенцем и ночным горшком, для которого немец приспособил обыкновенный наперсток.
На мягких лоскутках, закинув ногу на ногу, лежал Петя Огоньков и делал вид, что ему все на свете безразлично.
Внезапно ему прямо на лицо обрушился поток теплой воды.
— Петя… — всхлипнула Маринка и достала платочек.
Убиравший со стола официант тоже попытался заглянуть в коробочку, но Славик захлопнул крышку перед его носом и посмотрел на него укоризненно.
— Будете еще что-нибудь заказывать? — спросил официант.
— Оставьте счет, вы свободны, — распорядился немец.
8
Маринка Корзинкина приоткрыла крышку, и ее глаза снова сделались на мокром месте.
— Петя! Огоньков! Ты здесь? Как же ты здесь живешь! А наперсток зачем?..
Петя подскочил, словно ужаленный, и спрятал наперсток, который, по счастью, был пуст и вымыт. Затем
— Ну что, Подберезкин, где же твои гуманоиды?
— А что, так и не появлялись? — рассеянно отвечал Славик. — А где ты сам был все эти дни?
— После расскажу.
Хлюпнув носом, Маринка виновато сказала:
— Петя, извини нас, что мы тебя тогда оставили в музее, мы очень испугались. Теперь ты, наверное, к родителям вернешься?
— Нет! — Петя решительно подскочил на месте, — Как я могу вернуться в таком виде! Хотите, чтобы они ума лишились?
— А что же делать?
— Я ведь объяснял уже, мне нужно выиграть у этих… ну, вы знаете… у недостатков.
— А какой уже счет? — поинтересовался Славик.
— По трем.
— Ну, вообще-то обнадеживает. На прошлой неделе «Зенит» проигрывал у «Спартака» три ноль, всухую, а на последних десяти минутах…
— Какой «Зенит»! — заорал Петя. — Я же вообще не знаю, во что они играют! Я для них просто… фишка!
Петя заплакал. Неожиданно ворох лоскутков, на котором он лежал, зашевелился и откуда-то из его недр выбрался, чихнул и отряхнулся маленький карточный джокер.
— Прошу прощения, — заявил он, — однако в данном случае я вынужден решительным образом вмешаться.
Джокер запрыгнул на край ларца и воскликнул с надрывом:
— И вы поверили гнусной клевете?! Поверили лживым искусственным слезам этого прожженного лицемера?! Он, видите ли фишка, им видите ли играют злые дяди и тети! А задумывались ли вы над тем, милостивые государи, кому приходится лить настоящие, горькие слезы, глядя на эту, с позволения сказать, игру?..
Опустив голову, шут порывисто разрыдался.
— А знаете ли вы…
Шут вскинул голову в порыве благородного негодования.
— Что он сам! сам! добровольно! вызвался участвовать в этом, я бы сказал, социально-психологическом эксперименте! И вы не смеете!
Шут замахал длинным пальцем перед петиным носом.
— Вы не смеете делать сцены из-за каких-нибудь трех-четырех туров, оставшихся до конца игры! Вы не посмеете сорвать игру на самом интересном!.. То есть, не игру, я хотел сказать, а это… социально-психологическое исследование, эксперимент. Так что подотрите немедленно ваши слезы, — джокер протянул Пете огромный белый платок в горох, но так и не дал, а сам громко высморкался в него и упрятал в манжет, — и следите за моим движением.
Взмахнув рукой, он выбросил вверх платок, и тот развернулся над столом парашютным куполом. На чистой белой ткани был изображен знак «№ 3».
— Подсказочка, — пискнул джокер и пропал вместе с платком.
Диц попросил официанта принести еще два сифона с крем-содой.
— Слушай, Огоньков, а на что это он сейчас намекнул? — сказал Славик Подберезкин.
— Не знаю.
— Может быть, третий кон?
— Нет, мы уже седьмой должны играть.
— Петя, а во что вы играете? — бухнула Маринка.