Игра на двоих
Шрифт:
— Немедленно вылезай!
Неохотно приоткрыв один глаз, я вижу, как Хеймитч быстрыми, но осторожными шагами спускается вниз, на пляж.
— Не хочешь присоединиться? — зло кричу я в ответ. Если из-за его отказа помочь мне стало больно, то от того, что он не прыгнул вслед за мной, я разозлилась. Хоть я и добивалась совсем не этого.
Несмотря на то, что мой план — оба плана, если быть точной, — провалился, я не собираюсь вылезать из воды. Я больше не чувствую ни холода, ни боли. Может, начнется отлив и волны унесут меня вдаль, за линию горизонта? Или птицы, которых я распугала своим прыжком, вернутся и, заметив мое тело, примут его за самую крупную в их жизни добычу? Или случится что-то еще, что поможет мне остаться здесь навсегда.
Внезапный шум прерывает неторопливое течение моих мыслей:
— Генриетта!
Так и знала, что этот голос настигнет меня даже на пороге смерти. Или вытащит из могилы. Бряк. Еле слышно выругавшись, ныряю и отплываю чуть в сторону, под защиту скалы, нависшей над водой. С берега доносятся крики: Эффи орет на Хеймитча, тот кричит в ответ. Я даже не подозревала, что эта женщина знает такое огромное количество нецензурных слов. Однако вскоре споры заканчиваются, ведь перед обоими наставниками стоит одна та же задача: как вытащить из воды подопечную. Я тем временем понимаю, что вечно так продолжаться не может, и вылезаю на берег сама. Эффи снимает свое пестрое пальто и набрасывает его мне на плечи. Холодно. Воздух обжигает части тела, не прикрытые одеждой. Меня бьет крупная дрожь. Проходя мимо Хеймитча, Бряк громко фыркает на него. Тот отвечает ей презрительной усмешкой и пытается поймать мой взгляд, однако я делаю вид, что не замечаю, как его глаза скользят по моему лицу.
Бряк помогает мне забраться в машину и садится рядом. Я даже не спрашиваю, как она нашла нас. Мы возвращаемся в Капитолий. Дорога занимает не меньше часа, и я смотрю в окно, чтобы отвлечься от мыслей, заполнивших мой разум, стоило только выбраться из воды. Капитолийка молчит, и этот факт, честно говоря, немного пугает. Я жду криков, но она не произносит ни слова, только иногда бросает на меня взгляд, полный тревоги, жалости и слез. По возвращении в Капитолий женщина сразу же отправляет меня спать: я и не заметила, как на город опустились сумерки. Согревшись под душем, натягиваю пижаму, заползаю под одеяло и забываюсь беспокойным сном.
Мое утро начинается не с криков капитолийки и даже не с завтрака. Совсем нет, вместо этого стоит мне зайти в ванную комнату, как я оказываюсь в цепких объятиях команды подготовки. При виде меня на глазах всей компании выступают слезы, но одного уничтожающего взгляда достаточно, чтобы ненужная влага моментально испарилась. После обжигающей ванны воздух в комнате кажется холодным и сухим. Я только сильнее закутываюсь в длинный халат. Сегодня подготовка занимает гораздо меньше времени, чем обычно. Вид «базис-ноль». Боевая раскраска не нужна. Ногти покрыты бесцветным лаком, волосы высушены, выпрямлены и распущены, на лице — ни грамма косметики. Завтрак приносят прямо в номер, но я ограничиваюсь лишь чашкой горячего шоколада под неодобрительным взглядом Цинны. Пока стилист помогает мне одеться, внимательно слежу за выражением его лица и, к своему неудовольствию, снова не вижу ничего, кроме жалости.
— Не надо меня жалеть, Цинна, — холодно замечаю я, поймав его взгляд в зеркале.
Тот лишь отводит глаза.
— Прости.
Парень предлагает составить мне компанию до прихода слуг, которые скоро должны прийти за мной, чтобы проводить в отдельный пентхаус. Там я и буду дожидаться результатов аукциона. Как я узнаю, кто стал победителем? Очень просто: он сам придет ко мне.
В ответ на предложение стилиста лишь благодарно улыбаюсь и качаю головой. Тот понимающе кивает и выскальзывает за дверь. Нервы натянуты словно струны. Я продолжаю метаться из угла в угол, поминутно спотыкаясь о мебель. Взгляд падает на лежащий на тумбочке нож, подаренный ментором. В два прыжка подскочив к кровати, хватаю клинок и прячу в глубоком кармане джинсов. Не знаю, зачем я это делаю. Настает такой момент, когда я вообще не отдаю себе отчета ни в собственных действиях, ни в их мотивах.
Скрипит дверь. Я оборачиваюсь не сразу, потому что кто бы ни стоял у меня за спиной, я ему не рада. Ментор. Тяжелый немигающий взгляд заставляет меня буквально по минутам вспомнить вчерашний день. Ментор явно собирается что-то сказать, но я прерываю его всего одним словом:
—
Тот молча выскальзывает за дверь. Я опускаюсь на аккуратно застеленную постель и в бессилии закрываю лицо руками. Не хочу его видеть. Не хочу смотреть в темно-серые глаза, снова и снова слышать «нет» и каждый раз переживать то чувство обиды, охватившее меня на вершине скалы и подтолкнувшее к ее краю. Но теперь к ним примешивается оттенок вины. Сноу загнал в угол меня, а я — своего ментора. Хеймитч ведь не виноват. Ни в том, что Сноу выбрал меня своей новой игрушкой, ни в том, что я выбрала его своим защитником. Ему просто не повезло.
Из коридора доносится звук шагов, а за ними — стук в дверь. Пора. Прежде, чем выйти из комнаты, бросаю мимолетный взгляд в зеркало. Мое отражение — все та же маленькая испуганная девочка — машет мне рукой и грустно улыбается. В голове звучит голос ментора. Пришло время попрощаться с детством. На этот раз оно остается — ухожу я.
Мы входим в лифт и поднимаемся на верхний этаж. Безгласые слуги сопровождают меня до самого пентхауса. Он гораздо больше нашего, но я без труда ориентируюсь в нем и вскоре обнаруживаю «свою» комнату — громадную спальню с зеркальными стенами, окнами от пола до потолка, занавешенными тяжелыми портьерами, широкую кровать и другие предметы мебели. Я опускаюсь на пол у окна и бездумно смотрю на просыпающийся город с высоты птичьего полета: на спешащих прохожих, кажущихся едва различимыми точками, на проезжающие автомобили и пролетающие планолеты. В небе плывут редкие белоснежные облака и ярко светит солнце. Закатав рукава свитера, подставляю руки его лучам и наслаждаюсь весенним теплом. В моей жизни осталось не так много радостей, но есть и такие, которые у меня не отнимет никто. По крайней мере, пока я жива и сохраняю рассудок.
***
Представьте себе большую комнату, настолько, что в ней легко поместилось бы все население Шлака. Или кабинет, где можно собрать всех людей, так или иначе связанных с созданием и претворением в жизнь грандиозных планов по строительству Арены и проведению Голодных Игр. Или зал, полный зрителей на шоу Цезаря Фликермена. Представили? Забудьте. То пространство, что вы видите перед собой, еще больше. Почти все место занимают бесконечные ряды кресел, скамеек и стульев. В самой глубине зала — сцена с кафедрой.
Каждое кресло, каждый стул, каждое место на жесткой деревянной скамье стоит чудовищные, по меркам бедных Дистриктов, суммы. Из года в год в этом зале проводятся строго засекреченные собрания и не менее тайные аукционы. В назначенный день со всех концов столицы сюда съезжаются самые богатые и влиятельные ее жители, чтобы принять участие в увлекательной игре. Чтобы победить или проиграть. Здесь проигрыш не считается чем-то постыдным, о чем хочется забыть и не вспоминать до конца долгой жизни, наполненной хлебом и зрелищами. Но победа, как и тот, кому она досталась, чествуется не меньше, чем трибут, переживший очередной сезон Голодных Игр. Сегодня в этом зале царит невероятное — даже по меркам столицы — оживление. Генриетта Роу — юная, сильная, дерзкая, опасная в своей непредсказуемости. Такие, как она, встречаются не так часто, чтобы быть вправе упустить столь соблазнительный шанс узнать ее чуть ближе, во всех смыслах этого слова. Приручить этого дикого зверька.
Самой Генриетты здесь нет. То, что происходит в данный момент в этой комнате, держится в секрете даже от нее — той, ради кого все и собрались. Зал медленно, но верно заполняется. Разворачивающееся действо напоминает бал-маскарад: лицо каждого из присутствующих прикрывает веер или маска. На самом деле это не имеет особого смысла: люди, из года в год посещающие подобные мероприятия знают друг друга слишком хорошо, чтобы прятаться за раскрашенными кусками картона. Первые ряды занимают наиболее влиятельные и высокопоставленные лица. В ожидании начала аукциона каждый развлекается, как может. Одни тихо переговариваются, другие спорят, третьи мысленно подсчитывают, сколько они готовы отдать за возможность погреться в лучах славы Победительницы, четвертые не отрывают взгляда от сцены. Когда до начала остается не более пяти минут, разговоры смолкают, и все начинают оглядываться по сторонам, отыскивая в толпе старых знакомых. Те, что с удобством устроились в креслах, пересчитывают количество собравшихся и гадают, все ли здесь и кто из закадычных друзей и заклятых врагов составит им конкуренцию.