Игра на двоих

Bizzarria

— Да. Я заключу соглашение не только с Китнисс, но и с остальными Победителями. Что скажете?

Это несправедливо, жестоко и подло. Но не неожиданно, нет. И тут не о чем думать. Я смотрю на сидящего напротив Рубаку всего секунду. А в следующее мгновение мы уже не сговариваясь поднимаемся со своих мест. Боюсь, одной меня Койн будет мало.

— Мы согласны. Внесите в список Хеймитча.

Женщина кивает.

— А что с мисс Мейсон?

— За ее помилование к нам присоединится Финник Одэйр.

— Тот парень из Четвертого? Он так и не пришел в себя после событий Квартальной Бойни.

— Мы найдем способ сделать

так, чтобы сознание вернулось к нему и он был в состоянии помочь нам.

— Хорошо. Пленники будут помилованы. Я объявлю о нашем соглашении сегодня в шесть часов вечера на общем собрании.

С этими словами Президент покидает зал совещаний. За ней уходят ее помощники, оставляя меня, Китнисс, Гейла и Рубаку в руках Плутарха и Фалвии. Бывший Распорядитель энергично потирает руки.

— Ну, ты доволен? — мое шипение моментально гасит его улыбку.

— Пока нет, — спокойно отвечает мужчина. — Мы еще не объединили Дистрикты и не свергли Сноу.

Его слова моментально убеждают меня в том, что Хевенсби — на стороне Президента Койн. Он такой же политик и солдафон, личное для него ничего не значит. И спрашивать его, какое право она имела так с нами поступать, не имеет никакого смысла. А потому, когда он дает нам знак следовать за ним, мы молча подчиняемся. Китнисс идет рядом со мной.

— Не думала, что так получится.

— Никто не думал, — отвечаю, только чтобы она поскорее умолкла.

— Ну хотя бы теперь ты понимаешь, что значит быть не в курсе всего происходящего, — как бы мимоходом замечает девушка.

Туше, Китнисс. Твоя стрела попала в цель. Я снова трибут. Пешка дошла до конца доски и повернула обратно.

Плутарх приводит нас в небольшой кабинет рядом с Военным Центром. Комната напоминает склад: коробки, ящики, чемоданы занимают почти все свободное от мебели пространство. Хевенсби приближается к стоящему в дальнем углу невысокому шкафу и долго звенит связкой ключей, подбирая нужный.

— Что это? — не выдерживаю я.

— Кое-какое оборудование из Капитолия, — объясняет он. — Решили оставить все здесь, пока… В общем, сейчас все сами увидите.

Не договорив, он поворачивается к нам и протягивает мне и Китнисс черные кожаные папки. Моя кажется чуть толще ее. Внутри — плотные альбомные листы, на которых рука об руку изображены девушка и мужчина — двое солдат в самой элегантной военной униформе, которую я когда-либо видела. Только один человек мог это сделать. На последней странице простым карандашом нарисованы волк с волчицей и рукой Цинны написано «Я все еще ставлю на вас». Те же слова, думаю, в своем альбоме обнаружила Китнисс.

На глаза наворачиваются слезы, и я опускаю голову, чтобы никто не заметил, как сильно меня взволновало увиденное. Спасибо, Цинна. Может, ты предполагал, что нам с Хеймитчем тоже придется занять место во главе армии повстанцев. Может, просто хотел защитить нас и сделать все, что было в твоих силах, чтобы мы выжили. Ты ведь знал, как сильно мы оба хотим жить. «Я все еще ставлю на вас.» Его последние слова звучат как признание в любви.

Но хватит сантиментов. И не стоит так уж долго злиться на Хевенсби: в конце концов, сделать из нас команду было не его идеей. Он тоже вынужден подчиняться. Он тоже всего лишь винтик в мясорубке войны.

— Ты

говорил, что вытащил из Капитолия нашу команду подготовки. Где она?

Тот заминается.

— В тюрьме.

Где-то внутри начинает клокотать злость. Так, похоже, пора прекращать проводить столько времени в Штабе. Оказывается, вне его стен происходит ничуть не меньше интересного.

— Ну, и что они там забыли?

— Какое-то мелкое правонарушение, — невнятно бормочет мужчина.

— Так доставай их оттуда! Немедленно! — ору я. — У нас и без них еще полно работы!

Мое настроение меняется со скоростью света— то я растрогана до слез, то обижаюсь, как ребенок, то готова растерзать всех вокруг, — и Хевенсби предпочитает не спорить. Прихватив Китнисс и велев Гейлу возвращаться на тренировку, он уходит так быстро, что я едва успеваю крикнуть ему в спину «не забудь про Эффи!». Интересно, какие слова ему придется подыскать для того, чтобы убедить капитолийку наконец присоединиться к нам?

Эмоции зашкаливают, и я знаю, что виной тому даже не беременность. Я в ярости из-за того, что меня снова пытаются сделать разменной фигурой, и мне безумно страшно за Хеймитча. Время идет, пленных — ну, кроме Пита, — пытают, люди теряют веру, а мы пока ни на шаг не приблизились к нашей цели.

— Генриетта! — задумавшись, я не сразу замечаю, что мы с Фалвией остались наедине. — Цинна попросил не показывать никому раньше времени, что он вам приготовил. В этих коробках — уже готовые костюмы для тебя, Хеймитча, Китнисс и Пита. Я распоряжусь, чтобы их перенесли в отсеки, где вы живете?

— Да, наверное. Нечего им больше здесь пылиться.

Внезапно меня разбирает любопытство, и я, встав на колени перед одной из коробок, осторожно приоткрываю крышку. Цинна как никто другой умел запечатлеть на бумаге красивую мечту, но в жизни все выглядит гораздо прозаичнее. Тем не менее, наши костюмы совершенны. Продумана каждая деталь, от брони до потайных карманов, чтобы прятать оружие.

— Почему коробок пять? Нас только четверо.

— Для тебя Цинна приготовил две.

Странно.

— Что во второй?

— Не знаю, — удивляется женщина. — Он не разрешал никому к ней прикасаться, даже замок повесил. И о чем только думал? Ключ ведь наверняка остался у него!

Выпалив все это, она уходит на поиски помощников. Мне же не дает покоя подарок старого друга. Склоняюсь над коробкой и задумчиво трогаю рукой замок — блестящий квадрат стали, впаянный на стыке крышки и основной части коробки. Не очень похоже на стилиста. Пальцы скользят по гладкой поверхности и вдруг проваливаются в небольшое углубление. Заинтригованная, я сажусь прямо на холодный пол и, приблизив лицо к замку, изучаю каждый его миллиметр. В правом нижнем углу обнаруживается замочная скважина, но не обычная, а в форме волка. Или, точнее, волчицы, — ведь я уже знаю, что ключ висит у меня на шее. Подвеска, которую два года назад подарил мне ментор, идеально встает в углубление. Замок чуть слышно щелкает, я откидываю крышку и тут же теряю дар речи — то ли от восторга, то ли от ужаса. Белоснежный шелк свадебного платья холодит ладонь, словно рукопожатие покойника. Тонкое кружево мгновенно намокает от капающих на него слез. Вдали слышатся шаги. Смахнув непрошеную влагу с лица, захлопываю крышку, вешаю на место замок и ухожу. До собрания остается час.