Игра на двоих

Bizzarria

Я вела себя так, будто ничего не случилось, будто меня это не касалось, зная, что иначе не справлюсь. На этот раз мне не просто казалось, что я всего лишь свидетель чужой беды, — я действительно была им, не желая признать себя главным действующим лицом трагедии. Жертва или убийца — я не хотела быть никем из них.

Одиннадцать часов. В Штабе сейчас кипит работа по подготовке Китнисс к первой вылазке на фронт, а в Учебном Центре только что начались занятия. Куда пойти? Ноги

несут меня в сторону жилых отсеков. Надо показаться на глаза родителям. Следующие полчаса потеряны: семья готова задушить меня в объятиях.

— Президент Койн очень беспокоилась за тебя, — замечает мама. — Поблагодари ее от нас при встрече.

— Обязательно, — с моего лица не сходит чуть виноватая за причиненные им волнения улыбка, а мысли сменяют одна другую.

Почему? Еще одна задача, которую мне только предстоит решить. Но это позже, позже. Сейчас — время для семьи. После — обед.

Получив свою порцию овощного рагу, устраиваюсь за столом и моментально ловлю заинтересованный взгляд сидящего неподалёку Президента. Приподнимаю уголки губ и киваю в ответ.

«С возвращением».

«Спасибо».

— Выписалась раньше? — слышу, едва перешагнув порог ее кабинета.

— Кто-то вчера сказал мне, что у нас много работы, — в её голосе нет упрека или недовольства, а потому я чувствую себя чуть более уверенно и даже вспоминаю о чувстве юмора. — Китнисс и Рубака уже в Восьмом?

— Да. Плутарх и Фалвия отправились с ними.

— Интересно, мне хоть кто-нибудь остался? Вот с кем я теперь буду работать в Штабе? — ворчу себе под нос.

Но в комнате слишком тихо, и Койн слышит каждое моё слово.

— Солдат Одэйр, Бити и Эффи. Достаточно?

— Смотря что придётся делать. Вы, кажется, говорили, у вас есть задание для меня?

— Да. Хевенсби привёз из Капитолия диски с записью Голодных Игр. Тебе нужно отобрать те, в которых участвовали повстанцы, просмотреть и вырезать из них самые запоминающиеся моменты. Те, которые могут пригодиться для будущих промо-роликов.

Я моментально понимаю замысел Президента — ну, или того, кто предложил использовать записи с Арены.

— Хотите напомнить народу, ради чего мы сражаемся?

Женщина кивает:

— Хочу намекнуть им, что у каждого из вас были причины присоединиться к Сойке-Пересмешнице, и показать, что у каждого из них есть ничуть не менее важные причины присоединиться к вам.

— Неужели вы думаете, что простого намёка хватит?

— Ты недооцениваешь народ Панема, — качает головой Койн. — Сейчас им достаточно даже жалкой крохи надежды, чтобы вновь подняться на бой.

Я пожимаю плечами — ей лучше знать, — и послушно иду к невысокому комоду в дальнем углу, из открытого ящика которого видны высокие стопки дисков в пластиковых упаковках. Беру часть и поворачиваюсь к двери, чтобы идти в Штаб, но Президент останавливает меня.

—

Можешь остаться здесь. Сегодня нас всего двое, места хватит.

— Вы отпустили в Восьмой даже Боггса?

— Сейчас в охране нуждается солдат Эвердин, а не я.

— Бити?

— В лаборатории, — её ответы настолько молниеносны, словно ей известно каждое слово, которое я только готовлюсь сказать.

Отчего-то мне неудобно спрашивать, чем он там занят. Но так как оставаться наедине с этой женщиной хочется ещё меньше, отваживаюсь задать последний вопрос:

— Могу я вызвать Эффи? Мне бы не помешала её помощь.

Последние слова — чистая правда. Как-то неуютно при мысли о том, что придется в одиночку встречаться с демонами своего прошлого.

— Не стоит, — отвечает Койн, уже успевшая сесть за свой стол и уткнуться взглядом в ноутбук. — Ты прекрасно справишься сама. Пусть это останется между нами, но меня до дрожи в руках раздражает эта капитолийка.

Мне не остаётся ничего, кроме как подчиниться. К её рабочему столу приставлен ещё один, тоже с компьютером, — места и правда хватит. Беру штук двадцать дисков, аккуратно складываю их на гладкую деревянную поверхность и опускаюсь на стул. Теперь нас разделяет всего полтора метра, клубок проводов, кипа бумаг и два монитора.

— Вы и раздражение? Вот уж не думала, что такое возможно, — тихо говорю я, будучи не в силах сдержаться, но надеясь, что жужжание техники заглушит мой голос.

Нерешительно выглядываю из-за ноутбука и моментально ловлю встречный взгляд Койн. Серые глаза смеются.

— Я всего лишь человек, если ты об этом. Я знаю, что такое эмоции, и умею их испытывать, но чаще всего не считаю нужным этого показывать.

— Не хотите тратить время?

Теперь смеются не только бесцветные глаза, но и бескровные губы.

— Может, и так.

По губам пробегает усмешка.

— Мне надо извиниться?

— За что?

— Вас, с вашим отношением ко времени и не стоящим его чувствам, наверное, безумно раздражает не только Бряк, но и мы с Китнисс.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, — мне кажется удивительным, что она не понимает мою мысль, ведь это так очевидно, — мы всегда такие эмоциональные на собраниях. Бледнеем от волнения и страха, краснеем от злости, расстраиваемся из-за каких-то неудач, размахиваем руками и кричим, когда не согласны…

— Насколько мне известно, врачи классифицировали солдата Эвердин как умственно дезориентированную, поэтому я не уверена, может ли она контролировать своё поведение.

— Это неудивительно после того, что она пережила, — в любом другом случае я вряд ли стала защищать Китнисс, но, если выбирать между ней и Президентом Тринадцатого, не задумываясь приму сторону Сойки-Пересмешницы, пусть она и думает, что я против неё.

— Нам всем пришлось несладко, — спокойно парирует собеседница. — Тебе, мне и остальным.