Игра по чужим правилам
Шрифт:
– Нет!
Те двое еще в пылу боя, еще не видят ничего.
– Я вызвала милицию! – кричит она, выдергивая из кармана телефон.
Под ударами он падает на грязный асфальт. Светлая куртка, светло-голубые джинсы в земле. Двое услышали ее, повернулись. Ой, как страшно!
– Они сказали, что уже подъезжают, – шепчет она, обмирая.
Короткий промельк сирены. Откуда это? Неужели и правда едут? Но она еще не успела номера
Топот. Они убегают.
Он виновато косится на нее. Лицо разбито, кровь мешается с грязью. Он вытаскивает из-под себя обломок гитары. Смешок вырывается из груди вместе с пережитым страхом и внезапной радостью. Теперь все будет хорошо. Они наконец увиделись».
Вечером Ира все-таки решила выйти на улицу, хотя весь день уверяла себя, что не будет этого делать. Ника она уже видела. Лишний раз созерцать Катин триумф не хотелось. Но сидеть дома тоже сил не было. Может, удастся заставить Катю сказать правду? Так хотелось вывести ее на чистую воду, поймать на слове, доказать, что она врет.
Перед прогулкой пришлось преодолеть неожиданное сопротивление со стороны отца.
Ира оделась и стояла перед зеркалом в прихожей, изучая свое отражение – последние дни ее волновал вопрос сравнения: лучше или хуже она других. Пока чаша весов склонялась к критической отметке «хуже». Потому что у других все было «как надо», а у нее вообще ничего не было. Ни внешности, ни фигуры, ни собственных интересов. Она просто жила, медленно катилась по указанному кем-то направлению. Училась – это да. И неплохо, потому что не видела сложности в этом немудреном занятии – учебе. Но вот во всем остальном… Она чувствовала, что у окружающих жизнь течет по-другому. И ее сильно интересовало это «другое».
– Далеко собралась?
Она не услышала, как открылась дверь в комнату родителей. Оттуда пахнуло спертым воздухом, отец не любил проветривать, телевизор выплюнул порцию рекламных слоганов.
– Гулять с Катей.
Ира все еще смотрела на себя в зеркало. Узкое лицо, нос с горбинкой. Темные волосы вьются, она их всегда собирает под заколку. В тусклом свете лампочки на заколке поблескивают искусственные камешки.
Отец нахмурился. Он почему-то всегда хмурился. Улыбался, когда приходили гости или когда встречал приятных ему людей. Дочери под эту категорию не подпадали. Они просто были. Хлопот не доставляли, школой не докучали. Жили своей жизнью. Ира с сестрой платили отцу той же монетой – жили рядом, не вдаваясь в подробности, хорошо или плохо родителям. Последнее время мать с отцом, кажется, не разговаривали. Почему – никого не интересовало.
– Поздно.
В юности отец был красив. Ира видела фотографии. Открытое лицо, выразительные глаза, светлые волнистые волосы, правильный росчерк бровей, пухлые губы, в улыбке столько легкости, беззаботности. Он когда-то рисовал, писал стихи, даже роман начал сочинять. Сейчас от этого ничего не осталось. Было одно молчание.
– Погуляю и вернусь.
Странно, что отец вообще заметил сборы дочери. Обычно он из комнаты выходил пару раз – на кухню сделать чай с бутербродами и в ванную перед сном.
– Поздно, – повторил отец.
– Через два часа вернусь, – не вдумываясь в смысл слов, ответила Ира. Пожалуй, ее стояние около зеркала затянулось. Надо уходить.
Отец смотрел ей в спину. Как неприятно! Зачем он вышел?
Улица впереди виделась спасительным маяком. Шагнешь за порог – и все проблемы решены. Скорее туда!
Телевизор выдал радостную трель, сообщил о том, что всем срочно надо бежать покупать зубную пасту, и стал глуше – отец ушел в комнату и закрыл за сбой дверь. Ира сделала то же самое, но с входной.
Вечерний воздух ронял на обнаженные кисти и лицо морозные уколы. Ира постояла в подъезде, прислушалась.
Деревья стремительно облетали, давая возможность свету фонаря пробиться к дороге. С улицы слышались громкие голоса. Ира постояла, борясь с желанием вернуться домой. Катя ведь опять обманет!
Вечерняя жизнь бурлила звуками, пестрила лицами. Несмотря на поздний час, город жил, требуя такой же активности от других. Ира прошла туда-сюда вдоль дома. Подумала, не отправиться ли ей навстречу Кате. Но Сергеенко могла идти и не от себя, а завершать какой-нибудь причудливый маршрут, поэтому рисковать не стоило. Ира погуляла еще немного, ступила под тень елки и глянула на небо. Прямо над головой слабо мерцал нарождающийся звездный треугольник, Денеб, Альтаир и Вега. От Денеба тянул вперед и в стороны крылья небесный Лебедь.
Вздохнула музыка. Лисова встрепенулась, испуганно проводила взглядом пролетевшую мимо машину. Пелось что-то старомодное. Ира нащупала в кармане телефон. Позвонить? Катя что-нибудь прошипит в ответ. Она всегда опаздывает. Можно и подождать. Ожидание укрепляет нервы, делает встречу более радушной.
Завтра она возьмет велосипед, и вопрос встречи будет решен. После этого Сашу надо будет немного подразнить. Сказать, что вообще-то у нее есть парень, но она готова подумать об изменениях в личной жизни. Здесь ей снова пригодится Щукин. Третье желание – они вместе куда-нибудь сходят, и пусть это видит Саша. Они с Митькой могут даже показательно поругаться. Ссориться с Лешкой – проще простого. А если выяснится, что Саша инвалид, без ног, именно поэтому он и стеснялся подойти. Или, что у него боевая рана, он лежит в больнице и в ближайшие пару месяцев ну никак не может появиться. Да, «Красавица и чудовище» – это так романтично.
Пожалуй, надо позвонить Щукину, чтобы он готовился. Ира пролистала список контактов в телефоне. Сотового Щукина нет. Значит, звоним на домашний. Нужна записная книжка, а она лежит где-то среди тетрадок на столе…
– Далеко собралась? Я тебе ору, ору!
А слона-то я и не приметил…
Катя шла от бульвара, за ней шествовал длинноногий Никодим. В неверном свете фонарей и в причудливой игре теней его фигура выглядела изломанно.
– Привет! – Глаза Кати сияли – ее план со «случайностью» осуществился. – Гуляешь?
– Домой собиралась, – пробормотала Ира. Она забыла, что ждет здесь Катю, чуть не ушла раньше времени. – Хотела купить хлеба. – Она похлопала себя по карманам куртки. И правда, в магазин, что ли, сходить? Деньги есть.
– Ник! Знакомься. Это Ирка! Вы вчера виделись. Она мегакрутой чел!
Катя стрельнула в сторону подруги взглядом. Ира отвернулась. И что она теперь должна изображать? Бурную радость? Или встретились – разошлись?
– Привет! – Ник был все в той же черной куртке. Острое лицо. Резкие движения. Улыбка обозначает морщинки на щеках. Бреется, на подбородке видны точки пробивающихся волос. Глаза быстрые, оценивающие. Длинные волосы падают на плечи. Вымыл. Внял совету, хоть и мысленному.