Игра по правилам
Шрифт:
«Все сводилось лишь к лихорадочным и весьма бездарным поискам, от которых стало хуже не только моей многострадальной лодыжке, но и моей голове, — размышлял я. — Мозгов не было как у охотника, так и у жертвы».
Последовав совету, я задернул шторы, затем наклонился и оторвал очередной красный квадратик пола, вспоминая о присущем Гревилу «комплексе безопасности». Я бы не удивился, если бы он вмуровал сейф в фундамент и как-то замаскировал его. Говорилось же в проспекте об установке сейфа в бетоне. Людям привычнее считать, что сейфы, как правило, находятся в стенах: полы в этом смысле были менее заметны и более безопасны, но не совсем
Меня стимулировало к поискам то же чувство, что я испытывал в сейфовой комнате компании. Я ничего не ожидал найти, но было бы глупо в этом не убедиться: а вдруг. На это у меня ушло полчаса, а не три дня, и в конце концов все было оторвано, за исключением кусочка, на котором стоял сервировочный столик на колесиках. Отодвинув столик, под этим квадратиком я обнаружил плоский круглый кусок серебристого металла заподлицо с полом, в который была вделана ручка-кольцо.
Обрадованный и неожиданно обнадеженный, я встал на колени и потянул за кольцо. Металлический люк поддался, подобно крышке банки с печеньем, открывая под собой еще один слой металла — внушительного вида круглую металлическую пластину размером с обеденную тарелку, где была единственная скважина для ключа и такая же ручка.
Я потянул за нее. С таким же успехом можно было попытаться выдернуть дом вместе с фундаментом. Я перепробовал всю связку ключей Гревила, но все было безрезультатно.
«Даже такой человек, как Гревил, должен был держать ключ где-нибудь под рукой», — думал я, но от возможной перспективы новых поисков чего бы то ни было я ощутил упадок сил. Разбираться в делах Гревила было сродни хождению по лабиринту с не меньшим количеством тупиков, чем во дворце Хэмптон-Корт.
Я вспомнил, что в книжках-шкатулках были какие-то ключи. Можно начать с них. Поднявшись наверх и вытащив «На муле через Патагонию» вместе с другими книжками, я нашел на прежнем месте два ключа обычного вида и один слишком резной, чтобы предположить, что его можно использовать в каких-то полезных целях. Но — и это было в духе Гревила — он-то как раз и оказался тем ключом, бородки которого легко вставились в скважину сейфа и с небольшим усилием открыли замок.
Но и после этого круглая крышка не поддалась.
Со смешанным чувством надежды и разочарования я обнаружил, что, вместо того чтобы тянуть, надо было повернуть крышку, как колесо, до упора; тогда она наконец уступила и, поднявшись, оказалась у меня в руках.
Внутри было настолько просторно, что туда можно было поместить ящик шампанского, но, к моему великому огорчению, заветного «яичка» там не было, на дне лежала лишь стопка деловых бумаг в коричневых конвертах. С тяжелым вздохом я вытащил два верхних, в одном из которых обнаружил документы, подтверждающие право собственности на недвижимость, а во втором — бумаги о выдаче ссуды под закладную. Я смиренно прочел документ, в котором констатировалось, что дом Гревила, в сущности, принадлежит финансировавшей компании, а не мне.
В очередном конверте лежал дубликат его завещания, с простым содержанием которого меня уже познакомили адвокаты; далее — его свидетельство о рождении, свидетельства о рождении наших родителей и их свидетельство о бракосочетании. В следующем конверте оказался страховой полис, согласно которому ему должны были выплатить страховую сумму в шестьдесят пять лет, однако благодаря инфляции эта сумма стала ничтожной, и он явно не позаботился о том, чтобы ее увеличить. Вместо этого, насколько я понял, просматривая финансовые отчеты компании, он пускал всю прибыль на расширение своего дела, которому, инфляция была не страшна и которое обеспечило бы ему безбедную старость.
«Неплохо, — думал я, — если бы он не пустил на ветер полтора миллиона долларов. Да нет, конечно, это не так. У него был осуществимый план получения реальной прибыли. „Пусть я буду чист от бесчестных помыслов...“ У него был хороший доход, он вполне обеспеченно жил и держал скаковых лошадей, но так и не скопил большого состояния. Все его богатство, как ни посмотри, состояло в камнях».
«Что же это за чертовщина, — досадовал я. — Если я не смогу найти этих проклятых бриллиантов, то подведу и его, и себя. Гревил бы очень хотел, чтобы я их разыскал, но куда же, черт возьми, он их дел?»
Я засунул почти все конверты назад в тайник, оставив лишь страховой полис, и водворил на место тяжелую круглую крышку. Повернул ее, повернул ключ, закрыл сверху другой крышкой и положил сверху ковровый квадратик. Тайник был, без сомнения, несгораемым и, как оказалось, надежным от грабителей местом, и я не мог понять, почему Гревил не хранил там драгоценности.
Потерпев очередную неудачу, я в конце концов поплелся наверх в спальню, где обнаружил, что моя дорожная сумка была выпотрошена вместе со всем остальным. Это почти не вызвало удивления. Я поднял свои пижамные штаны и пошел в ванную. Зеркало по-прежнему было наполовину в креме для бритья, и когда я протер его салфеткой, выпил обезболивающее, почистил зубы и смел полотенцем весь хрустевший под ногами разбросанный по полу мусор, я почувствовал, что мой дневной запас энергии иссяк.
Однако, несмотря на то что было уже давно за полночь, я не мог уснуть. «Удары по голове всегда чреваты непредсказуемыми последствиями», — думал я. Однажды после этого я неделю ходил как в забытьи, частенько засыпая на полуслове. В другой раз в полной ясности ума я приходил к врачу, беседовал с ним, но через полчаса совершенно ничего не помнил. На этот раз, лежа в кровати Гревила и чувствуя озноб и внутреннее беспокойство, я тоже склонен был отнести это на счет того, что подвергся нападению.
Так я и лежал, тихо проводя час за часом в размышлениях о плохом и хорошем, пытаясь объяснить то или другое, и к утру почувствовал себя гораздо лучше и спокойнее. Сев на крышку унитаза, я разбинтовал ногу и, держась за все, что можно, надолго встал под приятный, такой необходимый в моем состоянии душ. Я решил помыть голову, ощущая, как мягко журчащая струя воды уносит с собой все нервное напряжение, накопившееся за неделю. Затем, обмотавшись банным полотенцем, я сел на черно-белую кровать, чтобы внимательно осмотреть свою лодыжку.
Можно было с уверенностью сказать, что она выглядела лучше, чем шесть дней назад. Правда, черная болезненная опухоль еще не сошла. Ушибы для нее были все так же опасны. Я попробовал напрячь мышцы икры и ступни, преодолевая резкую боль в суставах и связках. Ничего не поделаешь: неподвижность грозила мышечной атрофией. Я размял мышцы икры и подумал, что было бы неплохо взять у Майло купленный им где-то прибор под названием «Электровет», которым он пользовался для массажа ног лошадей, что способствовало снятию опухолей и скорейшему возврату спортивной формы. «Раз помогает лошадям, поможет и мне», — прикинул я.