Игра престолов. Книга 1

Джордж Мартин

Люди обменялись расстроенными взглядами.

– Так и было, милорд, – отвечал самый молодой из них, борода его еще курчавилась нежным пушком. – Только сперва мы подождали мейстера Лювина с его ослом, прошу вашего прощения, а потом получилось, что… – Он поглядел на Теона и торопливо отвернулся в смущении.

– Я заметил индюка, – проговорил Теон, раздосадованный вопросом. – Откуда я знал, что ты оставишь мальчишку одного?

Робб повернул голову и снова поглядел на Теона, однако ничего не сказал. Бран никогда еще не видел его

в таком гневе. Наконец он опустился на колено возле мейстера Лювина.

– Серьезна ли рана моего брата?

– Простая царапина, – отвечал мейстер, смочив ткань в ручье, чтобы смыть порез. – Двое из них носили черное, – сказал он Роббу, не отрываясь от дела.

Робб поглядел на тело Стива, распростертое в потоке ручья, быстрые воды колыхали его оборванный черный плащ.

– Дезертиры из Ночного Дозора, – сказал он мрачно. – Лишь дураки могли настолько приблизиться к Винтерфеллу.

– Безумие и отчаяние нередко похожи друг на друга, – проговорил мейстер Лювин.

– Следует ли похоронить их, милорд? – спросил кто-то.

– Они не стали бы хоронить нас, – ответил Робб. – Отрубите им головы, отошлем на Стену. А остальное оставьте воронам.

– А как быть с этой? – Куент ткнул большим пальнем в сторону Оши.

Робб подошел к ней. Женщина была на голову выше его, но немедленно упала на колени.

– Подарите мне жизнь, милорд Старк, я буду служить вам.

– Мне? Что мне делать с клятвопреступницей?

– Я клятву не нарушала. Это Стив и Уоллен бежали со Стены, а не я. Среди черных ворон нет места женщине. Теон Грейджой подошел поближе.

– Отдай ее волкам, – посоветовал он Роббу. Глаза женщины обратились к останкам Хали и она, задрожав, торопливо отдернулась. Смутились даже гвардейцы.

– Она женщина, – сказал Робб.

– Она из одичалых, – заметил Бран. – Она советовала сохранить мне жизнь и отвести к Мансу-налетчику.

– У тебя есть имя? – спросил Робб.

– Оша, если будет угодно милорду, – пробормотала женщина потерянным голосом. Мейстер Лювин встал.

– Неплохо бы допросить ее.

Бран заметил облегчение на лице брата.

– Как вам угодно, мейстер. Уэйн, свяжи ей руки. Она вернется с нами в Винтерфелл… а будет жить или умрет, зависит от того, что расскажет нам.

ТИРИОН

– Хочешь есть? – спросил Морд, окинув его злым взглядом. Короткопалая толстая рука держала блюдо отборных бобов.

Тирион Ланнистер успел наголодаться, но он не мог позволить, чтобы этот мужлан увидел его слабость.

– Неплохо бы ножку ягненка, – сказал он с груды грязной соломы в углу камеры. – Подойдет и блюдо горошка с жареным луком, и свежий хлеб, помазанный маслом… с пряным вином, чтобы лучше проскочило в желудок. Если вина нет, сгодится и пиво, попытаюсь быть не слишком разборчивым.

– Вот и бобы, – проговорил Морд, протягивая блюдо. Тирион вздохнул. Тюремщик, служивший Лизе Аррен, представлял собой двадцать стоунов глупого жира, который дополняли

бурые гнилые зубы и темные глазенки. Левую сторону его лица украшал шрам, оставленный топором, отрубившим ухо вместе с частью щеки. Он был столь же предсказуем, насколько и уродлив, но Тирион действительно испытывал голод. Он протянул руку к тарелке.

Морд отдернул ее ухмыляясь.

– Вот она, – проговорил он, ставя блюдо за пределами досягаемости Тириона.

Карлик неловко поднялся на ноги, испытывая боль в каждом суставе.

– Неужели каждый раз нужно устраивать из еды дурацкую игру? – Он потянулся к бобам.

Морд отодвинулся, ухмыляясь гнилыми зубами.

– Вот она, карлик. – Он выставил тарелку из камеры – туда, где она кончалась и начиналось небо. – Ты не хочешь есть? Иди-ка возьми.

Руки Тириона были слишком коротки, чтобы дотянуться до блюда, и он не намеревался так близко подходить к этому краю. Хватит одного лишь короткого движения белого толстого пуза Морда, и жизнь его завершится, оставив красное пятно на камнях Небесного замка, как случилось со многими пленниками Орлиного Гнезда за истекшие столетия.

– Если подумать, я вовсе не голоден, – объявил он, отступая в уголок камеры.

Морд заворчал и разжал пухлые пальцы. Ветер подхватил тарелку, перевернув ее. Тюремщик расхохотался, чрево его тряслось, как чаша с пудингом.

Тирион ощутил короткий укол ярости.

– Ах ты, трахнутый сын изъеденного язвами осла, – проговорил он. – Чтоб ты сдох от кровавого поноса!

За это на обратном пути Морд отпустил Тириону пинок подкованным сталью сапогом.

– Я это тебе запомню, – корчась на соломе, выдохнул Тирион.

– Я сам убью тебя, клянусь! – Тяжелая, окованная железом дверь захлопнулась. Тирион услышал звон ключей.

Для своего роста у меня слишком прожорливый рот и слишком болтливый, подумал карлик, отползая назад в угол сооружения, которое Аррены насмешливо именовали своей темницей. Тирион скрючился под тонким одеялом, кроме которого у него здесь ничего не было, разглядывая бездонное синее небо и далекие горы, уходившие, казалось, в бесконечность. Он пожалел о плаще из шкуры сумеречного кота, выигранном у Мариллона в кости после того, как певец стащил одеяние с тела убитого предводителя разбойников. Шкура пахла тленом и кровью, но была теплой и толстой. Морд сразу же отобрал ее.

Ветер теребил его одеяло порывами, острыми, словно когти. Камера была прискорбно мала даже для карлика. Там, где в любой настоящей тюрьме действительно была бы стена, пол кончался и начиналось небо, так что Тирион не испытывал недостатка в свежем воздухе, солнечном свете, в звездах и луне по ночам, но он охотно променял бы сейчас все это на самую мокрую и мрачную темницу в недрах Бобрового утеса.

– Ты улетишь отсюда, – посулил ему Морд, втолкнув в камеру. – Дней через двадцать или тридцать, а может, и пятьдесят, но все равно улетишь!