Игра с огнем
Шрифт:
Легкая неуверенность не покидала ее, когда дворецкий дома Далби несколько развязно объявил о ее приходе леди Далби, и Пенелопа вошла в знаменитую Белую гостиную.
Это была великолепная комната, отделанная белым узорчатым шелком и белым бархатом, которые кое-где ненавязчиво оттеняла нежно-голубая тесьма. Изысканная и, несомненно, бесценная китайская фарфоровая ваза голубовато-зеленого цвета была самым ярким пятном в этой светлой комнате. Пенелопа усердно прислушивалась к сплетням и отбирала то, что представляло интерес, а слух о знаменитом селадоне в Белой гостиной был, несомненно, важен, правда, она почему-то представляла его белым, и это лишний раз доказывало,
Из-за недостатка информации у Пенелопы не было определенного мнения по этому вопросу. Конечно, существовало немало других объяснений происхождения вазы, которая иногда превращалась в чашу и даже в чашку, но важно было то, что это дорогой фарфор, и София получила его в награду за что-то, — для Пенелопы этого было вполне достаточно.
Она присела в реверансе перед леди Далби, которая с отработанной годами грацией сидела на краешке стула с белоснежной обивкой; ее плечи искусно обволакивала алая шаль, волнами сбегавшая по рукам. Пенелопа сразу перешла к делу.
— Леди Далби, разрешите поблагодарить вас, что приняли меня, — сказала она и мысленно приказала себе не отводить взгляда от темных глаз Софии. Пенелопа никак не могла избавиться от странного чувства, что София не только знает, зачем она пришла, но и находит это крайне забавным.
— Я рада вашему визиту, мисс Прествик, — сказала София. — Надеюсь, вы пришли в себя после вашего великолепного бала? Мне кажется, он запомнится всем, как самое значительное событие этого сезона.
Пенелопу не удивило бы, что после бала в доме Прествика репутация этой неудачницы Амелии, дочери герцога Олдрета, будет основательно подмочена. И теперь этот бал скорее всего запомнится как самое ужасное событие сезона, но София была мастером вести беседы и неспроста сделала такое откровенное, но нетактичное заявление.
— Это было бы чудесно, — бесстрастно сказала Пенелопа.
Не было никакого смысла и дальше обсуждать бал. Это не приближало ее к цели: ни герцоги, ни наследники титула не рассматривали ее кандидатуру в качестве будущей жены. Она неплохо знала мужчин, чтобы понять это. Если мужчина выбирает женщину, не важно, для какой цели, у него появляется особенный взгляд. Но ни один мужчина не смотрел на Пенелопу подобным образом, лишь иногда обращая на нее внимание, чтобы поддержать светскую беседу. Это унижало ее.
Да, это было самым настоящим унижением, даже оскорблением, ведь Пенелопа была такой хорошенькой.
— А как поживают ваши замечательные розы? — поинтересовалась София. — Они не очень пострадали после того, как в них запуталась леди Амелия? Ведь розы такие нежные…
Черт возьми! Не хватало, чтобы такая ерунда, как эти розы, стала еще одной помехой на ее пути в высшее общество. Теперь все будут ждать от нее пространных лекций по флористике об особенностях роз. А что она может сказать? Кроме того, что их надо регулярно поливать? И что ей очень нравилось, когда розы начинали цвести? Похоже, розы стремились занять самое важное место в ее жизни, но она не собиралась обсуждать их по первому требованию. Это леди Амелия во всем виновата, только она одна.
— Нежные,
Да, я согласна, леди Далби, — ответила Пенелопа. Все, что угодно, только бы прекратился этот поток ненужных слов и вопросов о розах. Она уже начала жалеть, что вообще занялась разведением этих глупых цветов.
— Итак, ваши розы ожили? — спросила София, проявляя некоторую жестокость, ибо прекрасно понимала, что Пенелопу раздражает пустой разговор о злосчастных розах.
— Все признаки говорят именно об этом, — язвительно сказала Пенелопа, не в силах справиться с собой, но угрызений совести по этому поводу почти не почувствовала.
София с озорным блеском в глазах внимательно смотрела на Пенелопу.
— Как вы предпочитаете пить чай, мисс Прествик?
Боже! Теперь, если София будет продолжать в том же духе, то втянет ее еще минут на пятнадцать в пустые рассуждения о чае. Оставалось менее получаса до прибытия герцога Иденхема, и если Пенелопа не прижмет Софию и не заставит говорить о цели своего визита, вся затея с герцогом Иденхемом окажется бесполезной. И к гадалке не ходи. Если София не поможет, ни один герцог в Лондоне не клюнет на нее. По крайней мере до сих пор так и было. И без нужной помощи с ее стороны все так и останется. А София, как бы она ни раздражала, могла ей помочь, только она одна и никто другой. Это было ясно, как день.
— Леди Далби, — сказала Пенелопа, игнорируя ее вопрос о чае, — как и все светское общество, я прекрасно знаю, что вы обладаете особенным даром, можно сказать, страстью к сватовству. — Пенелопа замолчала и посмотрела на Софию, пытаясь угадать, какой эффект произвели ее слова. Но лицо графини оставалось бесстрастным: ни тени беспокойства, ни даже удивления. Скорее, это забавляло леди Далби. Пенелопа была вовсе не против того, чтобы позабавить Софию, если в конце концов это поможет ей заполучить в мужья герцога. — В прошлом месяце вы подобрали достойные партии трем женщинам благородного происхождения, включая свою дочь…
— Ну, что касается моей дочери, мисс Прествик, — совсем некстати перебила ее София, — разве могла она выйти замуж без моих напутствий и благословения?
Пенелопа, едва сдерживая раздражение, отрицательно покачала головой.
— Вы совершенно правы, леди Далби, я просто поделилась с вами своими наблюдениями. Я могу продолжать? — Пенелопа явно не нуждалась в разрешении, и обе собеседницы понимали это.
— Да, пожалуйста, — ответила с улыбкой София, откидываясь на подушки.
А если вспомнить о миссис Уоррен, думаю, упоминание об этом будет к месту, ведь она близкий друг семьи то получится четыре леди. Четыре леди за один месяц. Четыре леди, которые составили блестящие, причем неожиданно для всех, партии с уважаемыми и благородными мужчинами. Это достаточно точное изложение фактов леди Далби?
Наконец-то свершилось. Пенелопа выдала все на одном дыхании, а София ни разу не перебила ее. Пенелопа, не дыша и неестественно выпрямившись, старалась выдержать взгляд Софии. Но, что удивительно, неловкости не было и в помине. Пенелопа почему-то была уверена, что София поведет себя именно таким образом. Ни приступов гнева, ни оскорбленного чувства собственного достоинства — ничего подобного, наоборот, она вела себя непринужденно и была спокойна, как застоявшаяся вода в пруду. Пенелопа вдруг с удивлением поняла, что именно так и должно быть.