Игра в отрезанный палец
Шрифт:
— Да, — признался Виктор.
— Юра, покажи ему!
«Просто Юра» зашел в дом и вернулся с большим конвертом. Протянул конверт Виктору.
Отодвинув тарелку, Виктор вытащил из конверта несколько больших фотографий. Присмотрелся. На них с разных точек был сфотографирован труп мужчины, лежащий на ковре лицом вверх. Ковер под трупом на черно-белой фотографии был темным.
Виктор присмотрелся к лицу и, казалось, узнал этого человека — это был один из двоих, стоявших рядом с вдовой на кладбище.
— Это Ивин? — на всякий случай спросил Виктор.
— Да, разве не узнаете?
— Самое
Виктор пригубил вино. Посмотрел на Рефата, лицо которого сейчас отличалось серьезностью в отличие от их третьего товарища по столу.
— А какие вопросы вы хотели ему задать? — спросил Рефат, поймав на себе взгляд Виктора.
Виктор молчал. Он уже решил не упоминать о двух других друзьях Броницкого, перебравшихся в Москву — может, в другой раз ему удастся с ними встретиться. О чем нельзя говорить — он уже решил, а о чем говорить — не знал. Лучше бы самому задать пару вопросов, чтобы понять, чего от него хотят эти люди.
Он задумчиво отвернулся, посмотрел за бортик веранды на березки, подходившие почти вплотную к дому.
— А вы откуда знаете, что я к Ивину приехал? — спросил он, продолжая разглядывать стволы берез.
— Он нам позвонил из Киева, боялся, что его там убьют. Кто-то фотографировал его на кладбище… Вы же, должно быть, занимаетесь делом Броницкого?
Виктор снова обернулся к Рефату.
— Да. Но мне кажется, никто Ивина на кладбище не фотографировал. Я там был…
— Он собирался остаться в Киеве еще на несколько дней, а прилетел на самолете в тот же вечер, сразу после похорон. Приехал домой, и там его нашла жена, когда вернулась от подруги…
— А кто же брал у него трубку, когда я звонил? — удивился Виктор.
— Наша сотрудница… — Рефат отпил глоток сока. Потом прикусил нижнюю губу в раздумье. — Знаете, я вижу, вам трудно разговаривать. Послушайте, мы с вами оба русские и все это разделение на отдельные страны — чистая политика. Мы с вами занимаемся одним и тем же. Мы тоже хотим знать, что произошло с Броницким.
Вы, наверно, думаете, что его убили «злые москали», особенно после скандала в штабе, где он служил. Поверьте, здесь никто не был заинтересован в его смерти.
Если дадите слово сохранить нашу встречу в тайне, я вам смогу это легко доказать фактами. Решайте!
Виктор задумался. Рефат показался ему человеком серьезным и он уже понимал, что если «просто Юра» был похож на обычного, но очень компанейского оперативника, то Сибиров вообще, казалось, не имел никакого отношения к милиции. Уж очень хорошо он владел собой.
Словно в подтверждение догадки Виктора, Рефат вдруг улыбнулся и сказал:
— Вы же знаете, что между Россией и Украиной подписан договор о согласованной совместной работе спецслужб, так что даже если когда-нибудь помимо вашей воли выяснится, что вы с нами встречались — никто это не назовет предательством! Фотографии, — он кивнул на конверт, — возьмете с собой, чтобы отчитаться о поездке. Лишний день у вас ушел на встречу с майором Крыловым из МУРа, — теперь он кивнул на «просто Юру». Я вам предлагаю только обменяться
Минуты через две Виктор кивнул. Любопытство и твердая уверенность в возможности узнать что-то новое победили.
— Вот и хорошо. — Рефат вздохнул, переглянулся с Юрой. — Почему вы только сейчас заинтересовались Ивиным?
— Три дня назад я узнал, что он останавливался в гостинице «Москва» во время гибели или смерти Броницкого. Я думаю, что они вместе обедали в гостинице, скорее всего в буфете. Потом труп Броницкого был привязан к рекламному дирижаблю возле гостиницы…
Рефат кивнул:
— Все точно. — Потом перевел взгляд на Юру:
— Неси горячее!
«Просто Юра» снова ушел в дом.
— Вы хорошо работаете, — продолжил Рефат. — Только зачем так усложнили само следствие?
— В каком смысле?
— Почему у вас кабинет в райотделе милиции? — спросил Рефат.
— Потому, что это мой кабинет, — оторопело ответил Виктор. Рефат напряженно улыбнулся.
— Ладно, вернемся к Броницкому. Это ведь вы тормознули вылет его трупа в Воронеж?
Рефат, показалось Виктору, и знал слишком много, и стал задавать что называется не те вопросы. Виктор промолчал, сам налил себе вина, сделал пару глотков.
— Вы сказали, что сможете мне фактами доказать, что Москва в деле Броницкого не при чем, — произнес он твердо, уставившись прямо в глаза Рефату, и только в этот момент заметив, что глаза у него светло-зеленые.
— Чуть позже, — проговорил Рефат. «Просто Юра» принес фарфоровую кастрюльку с крышкой. Освободил для нее место посередине стола. Поставил.
— Оп-ля! — снял крышку игривым жестом.
Сразу взял уже пустую тарелку Виктора, положил на нее из кастрюльки три свернутых трубочками блинчика. Потом обслужил Рефата и себя.
— Давайте поедим, а то остынет! — предложил Рефат.
Напряжение, с которым Виктор ожидал продолжения разговора, отступило.
Виктор расслабленно взял в руки нож и вилку. Отрезал кусочек блинной колбаски и положил себе в рот. Знакомый солоноватый вкус «приласкал» язык. Сразу захотелось еще кусочек.
Когда Виктор отрезал третий кусок блинной колбаски, из нее выпало несколько красных икринок.
Виктор замер, глядя на блины. Он вдруг понял, что это такие же блины с красной икрой — последняя еда Броницкого.
Посмотрел вопросительно на Рефата — тот сидел неподвижно и улыбался Виктору своими светло-зелеными глазами.
— Мы с Ивиным и Броницким ужинали в гостинице двадцатого мая, — через минуту произнес Рефат. — Вы совершенно правы — именно в буфете на пятом этаже.
Запоминайте, что я скажу дальше, вам будет очень полезно знать. При том условии, которое вы приняли, — никому об этом ни слова. Броницкий был нашим другом. Он помогал нам и когда был в штабе, а еще больше, когда стал работать в президентском аппарате. Он должен был остановить вторую поставку украинских танков в Пакистан, но пароход ушел… Вы были в доме, где жил Ивин. Этажом выше Ивина для Броницкого уже была готова квартира. Через пару недель он бы уже переехал в Москву на ПМЖ. Двадцатого вечером мы как раз обговаривали его будущее. Он ушел около полуночи. Из моего номера мы вызвали по телефону такси.