Игра в отрезанный палец
Шрифт:
— Ну что, за собак! — он поднял свою стопку. — Помянем! Чокнулись и выпили одним глотком.
— На поминках не чокаются, — сказал Ник.
— Да какие же это поминки, — Сахно пристально осмотрел стол. — Это так, праздничный обед. Надо же расслабиться!
Он взял в руки маленький острый нож с черной пластмассовой ручкой. Уложил буханку на блюдо, и в его лице Ник вдруг увидел враждебную сосредоточенность.
Он смотрел на буханку хлеба, как на врага, которого готовился убить. Медленно занес нож над хлебом, прочертил
— Налей!
Ник разлил по стопкам.
— Давай, — Сахно приподнял свою стопку. — За светлое будущее!..
Выпив, он закусил кружком хлебной корки и возвратил свой взгляд на буханку.
— Открывай вино!
Ник передал Сергею первую бутылку и стал следить за уже знакомым ритуалом, во время которого Сахно, казалось, становился совершенно другим человеком, еще менее понятным и предсказуемым, чем обычно.
Буханка приняла в себя только полторы бутылки. Красное вино остановилось и заблестело маленьким круглым озерком на месте вырезанной корочки.
На лице Сергея прочитывалось явное раздражение. Он смотрел на оставшееся во второй бутылке вино и покачивал головой. Потом обернулся к Нику:
— Налей водки и лису разложи!
Ник послушно исполнил указания. Ему не хотелось сейчас перечить Сергею или ставить его на место. Это было бы не только бесполезным, но, возможно, и опасным делом. Было видно, что все, накипевшее в Сергее за последнее время, постепенно выходило на поверхность. Он словно готовился освободить свою психику от злости и напряжения. Так уж пусть лучше разряжается на буханке хлеба, пусть называет черепаху Ниной, пусть даже объясняется ей в любви — лишь бы все это возвратило его в конце концов в спокойное и рабочее состояние. Тем более что работа уже началась. И он действительно безропотно взял на себя функцию топора.
Ведь именно так его летом назвал Иван Львович, еще перед тем, как Ник с ним познакомился. Топор многоразового использования…
— Ну что, за успех разминирования! — Сахно кивнул на налитую вином буханку. Поднял стопку с водкой.
Ник присел на стул перед тарелкой, в которой лежали и пускали пар два кусочка поджаренной лисятины, с виду скорее напоминавшей кролика. Правда, кролики жесткими не бывают.
Выпили. Сергей тоже уселся. На его лицо наползла неуверенная улыбка.
— Ну что, рискнешь? — спросил он, снова указывая взглядом на буханку.
Ник кивнул. Взял острый нож. Наклонился над буханкой, немного пародируя движения Сахно. Вставил острие ножа в середину винного озерка. Медленно повел ножом к краю. Дойдя до края буханки, подождал. Потом провел вторую сквозную линию ножом и, подложив лезвие плашмя под отрезанный ломоть, приподнял его и тут же мягко опустил на блюдце. Буханка теперь была похожа на начатый торт.
Вино
— Молодец! — удовлетворенно произнес Сахно. — Не зря живешь!
Ник внутренне усмехнулся. Он почувствовал себя студентом, а Сергея экзаменатором.
Сахно умело отрезал и себе ломоть пропитанного вином хлеба. Уложил его на блюдце, поднес ко рту. Сначала отпил просочившееся вино, потом аккуратно взял ломоть рукой и, поддерживая блюдце рядом, откусил хлеб.
Ник тоже откусил свой ломоть и вкус его показался удивительно приятным.
Словно тминного вина выпил.
Время бежало быстро и незаметно. Солнце перекатилось на другую сторону дома и постепенно ушло дальше, освободив место сумеркам. Ник включил свет.
Сергей — магнитофон. Хлеб был доеден. После водки и «винного» хлеба даже мясо лисицы показалось вкусным и не таким уж жестким.
Открыли третью бутылку вина. Пили молча, под Шуфутинского.
— А знаешь, — неожиданно заговорил Сахно и голос его прозвучал удивительно свежо и чисто, как у подростка. — Я когда деньги получу, уеду в Чехию, в горы… У меня там одна знакомая есть…
Замолчал он так же неожиданно, как заговорил. Подошел к магнитофону, поставил кассету с другой стороны.
Ник тяжело вздохнул, услышав запись ритма сердца.
«Хоть бы уж быстрее опьянел, да заснул», — подумал Ник о Сергее.
Но Сахно был бодр. Он снова налил себе вина. Выпил, потом закурил папиросу.
Ник учуял знакомый сладковатый запах травки.
— Хочешь? — спросил Сергей.
Сначала Ник хотел отказаться, но неожиданно для самого себя он протянул руку и получил от Сергея папироску. Тоже закурил.
— Ты дым в легких задерживай! — посоветовал Сахно. Ник последовал совету.
Через несколько минут курения ощутил заметную потерю веса, необычайную легкость в теле.
— Ну как? — спросил Сергей. Ник кивнул.
На фоне легкости откуда-то издалека, из внутреннего далека приближалась головная боль, а он чувствами, нервами-докладчиками следил за ней, полностью сконцентрировавшись на себе и своих внутренних ощущениях.
Вдруг вспомнилась вчерашняя газета с заметкой о смерти Погодинского, о которой он еще ничего Сергею не сказал. Мысли замедлили свой ход и потянулись в голове лениво, словно специально задерживаясь и зависая.
"Сказать или не сказать? — думал Ник, глядя на Сахно. — А, лучше завтра…
Он все равно не поймет, а если поймет, то не так…"
Сработал автостоп магнитофона, и Ник заметил, как стало приятно тихо.
Исчезло назойливое биение сердца. Сергей не заметил перемены и продолжал спокойно курить.
Спать легли они довольно рано, но на улице уже было темно. Посуда осталась на столе. А Ник и Сергей просто разбрелись каждый к своей постели.
Сахно тут же захрапел, но, слава Богу, не громко.