Игра в отрезанный палец
Шрифт:
Около десяти позвонил невидимый инструктор. Ник рассказал ему все, после чего пауза на другом конце телефонного провода длилась больше минуты.
— Я скоро перезвоню, — наконец произнес собеседник и положил трубку.
Он действительно перезвонил довольно скоро, минут через двадцать. Голос его звучал подавленно, но о Сахно он ни слова не сказал.
— Никуда не уходите, вам позвонит старый знакомый.
У Ника и так не было желания уходить под дождь. Как, впрочем, и других желаний.
Он заварил себе чаю, снова стал перед открытым
— Ник? Это Иван Львович, — донесся откуда-то издалека голос, тотчас отозвавшийся эхом.
— Иван Львович? — удивился Ник. — Вы где?
— Далеко, далеко. В Киеве. У меня для вас печальные известия… Даже не знаю, как сказать… Дело в том, что ваши жена и сын погибли…
Ника застопорило.
— Что? — с трудом выговорил он. — Что вы сказали?
— Ни-ко-лай, — медленно заговорил Иван Львович, словно разбивая слова на слоги. — Мне очень жаль… Пожар… Они, видно, подтапливали… было холодно…
Мы вас вывезем на днях… Забудьте пока обо всех делах… Ждите звонка, держитесь…
Ник опустил трубку, из которой нудно и монотонно доносились частые гудки.
Они звучали сначала тихо, так тихо, что Ник, все еще держа в руке трубку, забыл о ней. На глаза набежали слезы, но одновременно вернулась внутренняя душевная окаменелость, и слезы поползли вниз, будто совершенно независимо от Ника, словно продолжение шедшего за окном дождя.
Он сцепил зубы. Заоконный шум дождя отодвинулся куда-то в сторону, словно этот звук заносил через открытое окно ветер и вдруг он изменил направление. И громче зазвучали короткие гудки из трубки в опущенной руке. Ник глянул на трубку, как на что-то инородное. Захотелось освободить от нее руку, и он опустил ее на место.
Медленно оглянулся, осмотрел мокрыми глазами квартиру, показавшуюся в этот момент удивительно чужой.
Вышел. Постоял возле дома, чувствуя, как отяжелевает одежда, напитываясь дождем, как вода струится по волосам, затекает по шее за спину. Рука полезла в карман джинсов. Он вытащил две двадцатки. Куда теперь? Зачем?
Он снова оглянулся. Проводил взглядом проехавший мимо спортивный «мерседес», пока тот не заехал за дом напротив. Удивился, как бесшумно проехала мимо эта машина. Словно специально хотела подчеркнуть звук дождя.
Сжимая в руке две двадцатки, он пошел в сторону центральной площади. Не думая ни о чем.
Остановился на знакомой автобусной остановке под ее прозрачной крышей.
Через дорогу от него тускло горел свет в уже закрытом кафе, где он несколько раз пил кофе с «белыми мышками». Взгляд ушел дальше, направо. Остановился на светящейся зеленым неоном вывеске «Вайсбрау». Ему захотелось выпить. Наверно, это желание и вывело его на улицу, под дождь. Но только сейчас оно сформулировалось, заявило о своем существовании.
Он зашел в пивную. Заглянул из коридорчика, в котором висел
— Битте, херайн! — отвлекся от беседы с барменом официант, обернувшись на звук открываемой двери.
Ник прошел в зал и сразу направился в дальний, самый темный угол за стойкой.
Официант подождал, пока посетитель усядется, потом медленно подошел. Стал в позу ожидания заказа.
— Бокал пива и рюмку водки, — попросил хриплым голосом Ник.
— Да-да, на улице так холодно сегодня, вы совсем промокли… — сказал, кивая, официант. — Минуточку!
Он вернулся и поставил перед Ником заказанное. Ник сам взял картонный кружок подставки с такими же вензелями, как и на вывеске пивной: «Вайсбрау».
Пивной бокал украшал тот же вензель.
Официант, заметив, как угрюмо рассматривает пивной бокал посетитель, забеспокоился.
— Вы хотели другое пиво?
— Нет-нет. — ответил Ник. — Принесите тоже крендель, — он кивнул подбородком на стол, за которым сидели другие два посетителя.
Выпил стопку водки и запил пивом. Попросил еще стопку, когда официант поставил перед ним тарелку с кренделем.
— Может, хотите поужинать?
— Нет.
Открылись тяжелые деревянные двери, и в зал, негромко смеясь и болтая, зашли мужчина и женщина. Поставили сложенные зонтики в чугунный каркас специальной подставки, повесили на настенные крючки прозрачные плащи-накидки.
Официант застыл у стола Ника, ожидая, когда новые гости выберут столик.
Вторую стопку водки он принес через минуты три на одном подносе с заказанным новыми посетителями пивом.
Ник вдруг заметил, что сидит у большущего черного камина. От его молчащей пасти повеяло холодом. И Ника сразу пробрал этот холод. Захотелось тепла, захотелось огня, захотелось обжечься, почувствовать физическую боль, сгореть.
— Герр обер! — позвал он официанта. Тот быстро подошел.
— Зажгите камин!
— Конечно! — с готовностью ответил официант. Он принес охапку аккуратных дров и маленькую корзинку с брикетиками древесного угля. Сначала поджег уголь.
Минут через пять огонь уже начал облизывать уложенные сверху дрова. Тепло полилось по воздуху, дотянулось до лица Ника. Он закрыл глаза. Тепло было еще очень слабое, едва ощутимое.
Глаза защемили от наворачивающихся слез, но Ник сцепил зубы; Он не хотел больше плакать. Он ничего больше не хотел. Нет, хотел. Он хотел еще стопку водки, и взгляд его ушел внутрь зала, взгляд его дотянулся до официанта, стоявшего возле столика, за которым сидели мужчина и женщина. Официант стоял к Нику спиной, но он словно почувствовал что-то, может, силу этого взгляда. Он обернулся и кивнул Нику, словно понял его заказ на расстоянии.