Игра в зеркала
Шрифт:
— Догадалась о чем? — легкое удивление, чуть приподнять бровь. Но ни грана страха.
Насмешливо хмыкнул, резко, как-то по-птичьи склонил голову набок, так же резко подался назад и буквально вылетел из рубки.
Псих.
Я повторяла это как заклинание. Псих-псих-психпсих… Отчего же тогда на мгновение замерло сердце от простого «вы догадались», лишь случайно пришедшегося на крамольную мысль?… Псионы Корпуса — лучшие, и блоки, которые ставят они, не пробьет никто рангом ниже Великого Магистра. При этом они и маскируются эффективнее, чем огромное
НЕ мог!
И все равно — сердце не на месте. Я встала, прошлась по рубке раз, другой. Через минуту поймала себя на том, что кружу по тесному пространству как заведенная. Внутренний голос слабо вякнул: «Непрофессионально, бесы меня подери…»
Я опустилась в «свое» кресло, накинула на плечи «утепляющий» плед и застыла, спрятав лицо в ладонях. Это дело началось совершенно неправильно, нелепо, а затем и вовсе полетело кувырком. Говорят, влюбленные глупеют. Наверное, я влюблена по уши, потому как попросту отупела. Отупела до полной потери квалификации.
Эрик вернулся через полчаса. Вполне спокойный. Можно сказать — отстраненно-равнодушный. Я загородилась от него пластиной считывателя, сделав вид, что сижу так уже давно. Сборник статей корифеев Академии Центра, подсунутый мне в свое время Эриком, был не просто любопытен — он был мной еще не прочитан, но сейчас информация не лезла в голову, и взгляд скользил мимо строчек, все чаще и чаще устремляясь поверх пластиковой пластины на высокую фигуру у консоли.
Эрик определенно занимает мои мысли. Я криво усмехнулась. Еще немного, и это норная тварь начнет мне сниться. Аллегорический памятник на моей могиле. Это, Бездна меня побери, единственное за много лет дело, когда я чувствую себя настолько…неуверенно.
В гробовом молчании прошел час. Не понимаю. Я его что — обидела?… Считыватель лег на колени. Пальцы пробежали по рукавам, расправляя складки. Мне-то что.
— Прекратите на меня дуться. Это невыносимо.
Повисла звенящая тишина. И только тогда до меня начало доходить, КТО это сказал. Я медленно закрыла глаза, подавляя сильнейшее желание закрыть лицо руками и завопить, как дитя. Каторга. Трибунал. Все, что угодно, только уберите от меня этого Бездной проклятого психа!!!
О боги мои, какой позор…
— Вы в самом деле так считаете? — прозвучало над головой. Я открыла глаза и измученно проговорила:
— Нет.
Опять он отгородился от меня спинкой кресла. Опять подкрадывается на мягких лапках. Опять шепчет.
Практикующий психолог сказал бы, что он уходит в свою скорлупу. Я сказала бы, что он давит мне на мозги. Тонко, расчетливо и с полным знанием дела. И мне, как женщине, совершенно это не нравится. В этом Эрик был прав. Но это ли он тогда имел в виду?… Навряд ли.
— Тогда отчего же сказали?… — горячие руки легли мне на плечи у самой шеи. Я замерла, почти окаменев. Пальцы заскользили вверх, прошлись вдоль позвоночника до затылка, и только тогда до меня дошло, что он без перчаток. И кожа его жгла раскаленным железом.
Как
— Что вы хотите, чтобы я сказала? — вымученные, тоскливые слова падают в пространство и растворяются без следа в его шепоте.
— Правду, — чужие пальцы захватывают прядь волос и тянут назад, наматывая на запястье. Резкий рывок, почти выдернувший прядь с корнем. На глаза наворачиваются слезы.
— Прекратите. Иначе мы с вами не сработаемся.
— А нужно?… — отрешенный тон, невидящий взгляд. И руки, пропускающие мои волосы сквозь пальцы. — Нужно ли…
Нет. Лучше трибунал. Я могу убить его и убью. А потом будет трибунал, приговор и каторга. Плевать. Не могу так больше.
Я посмотрела на руку, теперь спокойно лежащую на моем плече. И вместо того, чтобы сбросить, прижалась к ней щекой. Из глаз медленно потекли слезы.
— Так мы тоже не сработаемся. Прекратите.
— Все еще только начинается, — его руки змеями скользнули навстречу друг другу, обнимая меня за плечи. Эрик наклонился ниже, настолько низко, что я чувствовала его дыхание, и зарывшись лицом мне в волосы, прошептал: — Все еще только начинается…
До боли, до судорог в мышцах захотелось вскочить, закричать, забиться в истерике — все что угодно, только бы освободиться от него. Тело превратилось в слишком туго скрученную пружину, готовую взорваться от малейшего прикосновения.
Всего лишь готовую… Всего лишь. Слишком мало, слишком. И потому его руки все так же обнимали меня, а по моим щекам все так же текли слезы. Мысль, запоздалая и бесполезная, наконец пробилась сквозь лихорадку реакций, заставляя губы горько кривиться в усмешке. Я не справляюсь с ним. Не справляюсь.
Если его целью было это мне показать, он добился своего.
Сознание внезапно стало холодным и ясным, и даже одеревеневшие губы смогли проговорить:
— Если вы не прекратите, все может закончиться, так и не начавшись.
— Прекращу что?… — эхо его шепота наполнило рубку. Воспоминания, слишком яркие и несвоевременные, заставили внутренности сжаться в напряженный комок. — Отвечайте. Ну!..
Пальцы до синяков вцепились мне в плечи, встряхнули, приказное, резкое «Ну!» заполнило помещение, многократно отражаясь от стен, сливаясь с точно таким же «Ну!», гулявшем в моем сознании. Нервы натянулись до предела, готовые вспыхнуть от малейшего шороха. Может быть, именно поэтому я сделала именно то, что сделала.
Я ударила его.
Намеренно слабо, по-девчоночьи, но ударила. Даже не ударила — толкнула в грудь, пытаясь вырваться. К моему изумлению, это мне удалось. Тяжелый резной браслет зацепился за его рубашку и от моего резкого рывка явно что-то порвал, а Эрик… Эрик на секунду замешкался и вдруг упал, перекатившись по полу.
Последствий своего поступка я не видела, ибо ноги и неистребимый инстинкт уже несли меня прочь. Коридоры пролетали мимо, обшивка коридора сливалась в серую однородную массу, а я все бежала, не в силах остановиться. А ведь пора. Давно пора.