Игра законом

Симоненков Роман

Волкодлак ликовал. Несмотря на присутствие в нём изначальных сил тьмы, отношение к нему, скорее всего, было уважительное. Мир квартиры светился ярким светом. Это было одно из немногих мест, не загаженных порождениями тонкоматериальных паразитов.

Дважды Глеб прошёл хитроумные лабиринты, миновал что-то вроде пропускных пунктов. Оба раза его брало искушение похлопать мысленной рукой по плечам могучих стражей Пещеры или подёргать тонкие светящиеся нити энергетических ловушек. Оба раза он отказывал себе в этом и неслышно скользил дальше. Еще он думал о том, что всякого рода «волшебники» тоже иногда попадают впросак, совсем как обычные люди. Если Корчагин вообще что-нибудь понимал, создатели такой крепости могли бы по щепочке растащить любые

оплоты Зла, разорвать любые оковы Тьмы и сковать руки всякой «нежити» и «нелюдям». «Хотя стоп, – остановил сам себя моголинян, – Хран предупреждал насчёт Добра и Зла. Я тоже пока ничего доброго людям не успел сделать. Хорошо, что хоть всё это мне представляется красивым, а не страшным».

Всю следующую неделю Корчагин не выходил из Пещеры. Если, конечно, не считать редких отлучек на кухню для подкрепления физической оболочки. Сергей Харитонович утром уходил в университет, а вечером погружался с головой в ноутбук за написанием очередного научного труда. Они заранее договорились не обсуждать и не спорить ни по одному принципиальному вопросу.

– В споре вообще никогда никакой истины родиться не может, – говорил профессор, – в споре можно всего лишь прийти к согласию между двумя спорщиками. А что это даёт одному и второму? Да ничего! Энергию просто друг у друга вытягивают…

Великий Энергетик не просто читал, он отнимал у книг ушедшие, давно позабытые тайны. Трижды за день он добрым словом вспоминал родителей и мать Дугини – бабку Анастасию Святозаровну, вложивших в него языки древности и грамоту иности. Помогало то, что многие работы содержали глоссы, краткие пояснения к трудным словам или фразам. Как правило, их писали на полях рукописи, хотя иногда они вносились и между строк, превращаясь в диглотту. Находились даже целые схолии, заметки толковательного характера. Когда схолии истолковывали целый текст, они напоминали комментарии. Произведения древних церковных авторов почти всегда содержали катены, являющие собой последовательность нескольких комментариев.

Предметом особого любопытства и внутренних улыбок служили ономастиконы. Это лексикографические вспомогательные средства, призванные пояснить значение и происхождение имен собственных. Однако объяснения ономастиконов почти всегда носили произвольный характер и тяготели к игре слов, которая порой выглядела очень смешно.

Спустя неделю, объём критической информации в морфологическом поле Энергетика, видимо, достиг принципиально нового уровня. А может, просто «дедушки» на небесах решили, что «ему» уже можно! Проснувшись очередным утром, Глеб заметил разноцветные лучи, пересекающие всю комнату. Источником служили три книги, разбросанные по противоположным углам комнаты. Когда Глеб приблизился к одной из них, его тело окутал тяжёлый страх. Причина была непонятна, но как только Жига осознал это чувство, почувствовал себя в нём, страх немедленно исчез.

Излучение книг струилось на тонком плане. Физическим глазам реальность рисовала совсем другую картинку. Выступающие края листов от повреждений защищал кожаный переплет, выступавший над обрезом книги, а узлы толстых ниток, сшивающих тетради прятались за валиками на кожаном корешке. Для защиты переплета от царапин на нем когда-то укрепили медные бляшки – жуковины. Такая окованная медью книга напоминала скорее сундук. Сходство дополняли застежки, на которые запиралась книга. «Без застежек такая книга обязательно покоробилась бы», – размышлял Глеб. – Интересно кто делал эту книгу? Конечно не один человек, а шестеро или семеро. Один, наверное, выделывал кожу, другой полировал ее пемзой, третий писал текст, четвертый рисовал картинки, пятый делал переплет, шестой переплетал. Но бывало и так, что один или два мастера превращали телячью шкуру в красиво переписанную и раскрашенную рукопись. Не укрылся от глаз и стальной кружок, за который в одной из несуществующих ныне библиотек книгу приковывали железной цепочкой к столу.

Каждую страницу разделяла деревянная палочка.

Лишь потом моголинян понял, для чего они были нужны. Сейчас интуиция подсказывала, что листать книгу следует, не дотрагиваясь до страниц. Волхвы скрыли за написанным текстом образы, которые и являлись тем, что необходимо было сохранить в потоке лет. Любой человек мог навредить изначальным образам, поэтому листы не следовало трогать руками, только специальными межстраничными деревянными закладками.

Открывшееся у Глеба парадоксальное мышление дало возможность мыслить символами на уровне подсознания. Знания стали приходить напрямую от первоисточника, а книга служила всего лишь проводником или ключом к источнику этой информации. Слова, написанные в книге, являлись лишь верхушкой пирамиды, первым классом в десятилетней школе обучения. Суть скрывали образы. Вдруг, как на экране монитора, возник греческий воин, грабящий Сурожские храмы и наткнувшийся на библиотеку. Что-то заставило молодого супостата швырнуть книгу в угол с вёдрами и мётлами, что и спасло бесценное творение.

Эти три книги объединяли все науки, все бесконечные комбинации предположений человека, все концепции и религии. Они вдохновляли и заставляли думать, как бесспорно прекраснейшие из вещей, оставленных нам древностью. Всеобъемлющий ключик, имя и образ которого были поняты лишь единицам в наши дни. Корчагин понимал, что от того, как он распорядится этими знаниями, будет зависеть ход развития дальнейшей цивилизации или её гибель.

Ему открылась суть рождения вселенной, суть и смысл людского бытия, законы миров и междумирья. Самое главное, что он увидел бессмертие души, не просто как слепую веру, а, если так можно сказать, со стороны научного подхода, необходимого человеческому уму. И сразу пропал страх. То единственное чувство, которое его, как миллиарды людей на земле, тянуло назад в пучину. Он понял, что бояться просто нечего!

Бог, Дьявол, Небо, небеса, ад, рай – понятно, что бывший детектив был столь же далек от смысла, придаваемого этим словам пустословами, как тень далека от солнца. Однако он никогда не встречал хоть какого-то внятного толкования слова Бог. Именно по этой причине одна из расшифровок заставила его притормозить и отложить рукопись. Бог (Богъ) – Более (б) Оного (о) Потоков (г) Сотваряше (ъ). По разумению предков, всё состоит из энергии в различных её проявлениях, а в понятие «БОГЪ» вкладывался образ множественной, многомерной структуры, создающей энергоинформационный поток.

– Это человек! – то ли вслух, то ли про себя восхитился Глеб своей догадке.

– Ты готов моголинян! Гора ждёт тебя! – шепнул в ухо знакомый сладковатый голос.

Он узнал бы его в толпе среди тысяч похожих. Сомнений не было. Это был тот же голос, что он слышал утром в деревне, в доме у Дугини. У Корчагина волосы на голове шевелились, не останавливаясь.

– Ты должен остановить космическую заразу!

Оглядываться или переключать внимание на тонкий план смысла не было. Голос неба тела не имел.

– А ты хоть представляешь, что это такое? – заорал во всё горло Энергетик. Почему никто даже тревогу не поднял, когда она распространялась по миру?

Ответ материализовался сам собой.

– А теперь представь, если бы люди во время болезни не хворали, а, наоборот, – лучше себя чувствовали. Кто-нибудь стал бы бить тревогу?

– Может быть, я сам с собой говорю? – попытался встряхнуть сознание Жига и стал машинально собираться, хотя собирать ему было нечего. Ещё минуту назад спокойное и равномерное существование сменилось противоположным порывом. В этом порыве он и нашёл то место, куда решил двигаться. К Варваре. «Как я собираюсь дать людям энергию, силу, свет и любовь, если я сам в себе не разобрался?» – крутилось в голове. Образы только что пролистанных книг сообщали, что существует не только душа человека, но и душа всего мира. В них пульсирует ток любви и ток гнева. Любовь, по словам Храна, та сила, без которой Великий Энергетик не сможет выполнить свою миссию.