Игра
Шрифт:
– Либби могла солгать, когда заявила, что Стюарт был счастлив.
– Вполне возможно. Но вряд ли Джефф обманывал меня. Он искренне верит, что его сын прекрасно учится, поскольку слышал это от самого Грейсона. И ты ведь не думаешь, что Джейн обманывает, так? Она вполне могла не знать, что вся служба ее матери в армии – выдумки.
– Господи, ну конечно, не знала, – согласился Джеймсон.
– У меня сложилось впечатление, что Фэй Грэм не говорила мужу, как ненавистна ей роль матери. Он сам сделал это предположение
– Значит, их семьи в неведении? – подытожил Джеймсон.
Блум улыбнулась коллеге, дождалась, когда он кивнет, и сказала:
– Семьи всегда в неведении. Знаешь, с кем я хотела бы побеседовать? С человеком, который два года назад уволил Стюарта Роуз-Батлера из аэропорта Лидс-Брэдфорд.
Джеймсон кивнул:
– Да, Либби говорила об этом уклончиво. Я разберусь.
– Выясни, нельзя ли устроить разговор с ним завтра утром. А сейчас мне пора на консультацию в Ислингтон. – Блум взглянула на часы и начала собираться. – Если сможешь, договорись о видеоконференции. Хорошо бы видеть выражение лица собеседника, когда мы будем расспрашивать его об увольнении. Надеюсь, так мы поймем, какого он на самом деле мнения о Стюарте.
– У тебя уже есть гипотезы, да? – догадался Джеймсон. – Сразу видно.
Глава 14
Серафина сидела в комнате и слушала, как за дверью разговаривают ее мать и доктор Блум. Мама давала свой обычный концерт «все это в первую очередь я, я, я». Серафина слышала, как она говорит: «Да что с ней такое? Почему она не реагирует? Неужели что-то держит в себе? Не хочу, чтобы она росла проблемной».
Серафина улыбнулась. Проблемной.
– Пенни, пожалуйста, поверьте: я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь Серафине, – голос доктора Блум звучал авторитетно. Серафина мысленно взяла себе на заметку научиться говорить таким же тоном.
– Но что она говорит? О чем думает? Из нее же слова не вытянешь, – ответила ее мать.
– Увы, мне нельзя разглашать сказанное во время сеансов. Серафина должна знать, что может доверять мне.
– Но я же ее мать, мне можно, – голос стал взвинченным. Серафина поняла, что слезы неминуемы.
– Для того чтобы действительно оказать помощь вашей дочери, чего вы наверняка хотите от меня, мне надо, чтобы она знала: мне можно рассказать что угодно и я не передам это ни одной живой душе.
Серафина заподозрила, что доктору Блум известно, что она подслушивает, и этот разговор предназначен в первую очередь для ее ушей.
Блум продолжала:
– А обычно Серафина разговаривает с вами? – Молчание. – Значит, ее замкнутость – обычное явление? Вот в этом и постарайтесь найти утешение. Меня гораздо сильнее встревожило бы поведение вашей дочери, несвойственное ей.
Через несколько минут доктор Блум открыла дверь и вошла в комнату, где проходили консультации. Она села на свое место, положила ногу на ногу и открыла на коленях записную книжку.
Серафина сидела так же, как во время предыдущих встреч: спина прямая, ступни и колени вместе, руки на коленях. Она не знала, что означает новая поза доктора, поэтому сомневалась в том, что ее стоит отзеркалить.
– Доброе утро, доктор Блум, – мило улыбнулась Серафина. – Как дела?
– Спасибо, у меня все хорошо. А у тебя?
– Сегодня узнала результаты пробной работы по математике на аттестат. Получила высший балл.
– Поздравляю. Ты наверняка рада.
Серафина и вправду радовалась, точнее, была в восторге.
– А что насчет расследования? – продолжала доктор Блум.
– Ничего. Все еще ждут, когда Дундук очнется и расскажет свою версию событий. – Серафина заметила, как доктор Блум вопросительно приподняла брови. – Мы зовем смотрителя Дундук Даррен… потому что он правда такой.
– Дундук Даррен. Кто это придумал?
– Мы.
– Ты и твои подруги?
Серафина кивнула.
– Расскажи мне о них.
– Они… обычные.
– Обычные хорошие или обычные плохие?
А разве так говорят – «обычные хорошие»?
– Просто обычные.
– Милые?
– Ага.
А что такого?
– Клодия в вашей компании?
Стерва.
– Да.
– Ты близка с Клодией?
– Мы общаемся в школе.
– А вне школы?
– Немного, но мне нравится заниматься своими делами. А Клодии и Руби лишь бы устраивать пижамные вечеринки и делать друг другу макияж. Занудство.
– А чем нравится заниматься тебе?
– Развлекаться.
– Как?
Серафина пожала плечами:
– Делать что-нибудь. Пробовать. Изучать.
– Как бы ты сравнила себя с подругами? Допустим, по десятибалльной шкале, где десять баллов – высшая оценка. Сколько бы ты дала себе?
Десять.
– Пожалуй, семь или восемь.
– А твоим подругам?
– Три.
Кроме стервы – ей минус три.
– А почему у тебя балл выше?
– Ну, я определенно умнее… у меня лучше отметки… и, по-моему, я симпатичнее. К примеру, мне незачем краситься. Да еще они вечно стонут, рыдают и хихикают над разными глупостями. И почти все время несут чушь.
– А ты нет?
Серафина покачала головой:
– Не вижу смысла.
– Ты чувствуешь себя другой, Серафина?
– Другой?
– Не такой, как твои подруги и родные. У тебя никогда не возникало ощущения, что ты понимаешь мир и его устройство лучше, чем те, кто тебя окружает?