Игра
Шрифт:
«Как бы ни было плохо в душе, это не должно отражаться на внешности, Кхуши» – вспомнились слова мамы, так отчетливо, будто мне снова пять лет и я, разревевшись от того, что мне не купили желанную игрушку, отказывалась умываться, с упоением размазывала по лицу грязь из лужи, в которую плюхнулась в знак протеста. Тогда меня так удивили ее слова, хотя я и не понимала полностью их смысла, что я безропотно поднялась и, дойдя до дома, впервые сама тщательно вымылась, сама расчесала, чуть не плача от боли, сильно спутанные, но намытые до скрипа волосы, и заплела косу, только после этого выйдя из ванной комнаты и показавшись на глаза охнувшей от удивления мамы. Ее удивление сменилось улыбкой, и спустя мгновение – теплой похвалой. Я запомнила это навсегда, с тех
Решительно стянув одежду, я достала из чемодана любимые средства по уходу за телом и направилась в душ. Пора приводить себя в порядок.
Спустя почти час душевное равновесие не вернулось ко мне, но умиротворяющие ритуалы своей обыденностью, каждодневностью, размеренностью убрали мою отстраненность от самой себя, и осознание того, что это – я, что я – в Италии вошло в меня какой-то обреченностью.
– Богиня, зачем? – шепнула я Подруге, привычно открывая ей душу, раскрывая свои чувства. Тоска, смешанная с болью, ревностью, злостью, любовью, затопила меня, угрожая очередным потоком слез. Я вскинула руки к вискам, прижимая ладони крепко, чтобы остановить новый виток истерики, дождавшийся, пока я буду в состоянии оценить и ощутить все грани боли. Растерянно оглянулась, ища, на что переключить свое внимание, сознание. Мне надо…
И едва не вскрикнула от облегчения и радости, увидев на прикроватной тумбочке такой знакомый каталог Тери. Работа! Моя работа…
Схватила в руки, поспешно листая такие знакомые, созданные мной пары цветочных нарядов. Да, теперь у меня снова есть дело – дело, приносящее радость и удовольствие.
Я не обращала внимания на стекающие ручьем по щекам слезы, не слышала своих всхлипов, опускаясь на пол с так и не выпущенным из рук каталогом, веря, безуспешно пытаясь заставить себя верить, что обрушившиеся на меня эмоции вызваны радостью обретения – не болью потери, заглушая крик сердца, глотая его имя, рвущееся из груди…
…Время потеряло свой смысл, монотонно протекая сквозь меня, захлебывающуюся тоской по любимому мужчине, болью предательства, безнадежностью любви…
…Ниточкой, потом сплетением нитей, веревочкой и, наконец, плотным канатом, выдернувшим меня на поверхность подступившего отчаяния, стал впивавшийся в руки и грудь острыми гранями каталог Тери. Я выплывала из пучины боли, крепко прижимая его к груди, чувствуя хоть что-то материальное в накрывшем с головой пустынном сумраке.
Первые мысли несмело постучали в сознание, намекая, настаивая, заставляя очнуться. Пришла в себя рывком, резко втянула открытым ртом воздух, наконец-то почувствовав реальность через моментально отекшие глаза, заложенный нос. Поднялась, цепляясь за кровать, около которой распласталась, так внезапно накрытая волной отчаяния. Отцепила побелевшие пальцы от каталога, отстраненно их рассматривая – красные отметины от твердых уголков. Устало положила его на кровать и в который раз за день пошла в ванную.
Н-да. Мой вид не прибавлял оптимизма. Умеют же люди красиво плакать… когда невесомые слезинки хрусталиками повисают на дрожащих ресничках, словно капельки росы на нежных травинках. Я же выглядела ужасно. Отекшее, покрытое пятнами лицо, не считая красных, с полопавшимися капиллярами, глаз, и опухшего носа. Устало умылась одной рукой, второй, не доверяя дрожащим ногам, придерживаясь за раковину. Постояла, согнувшись, дожидаясь, пока стечет с лица прохладная вода. Снова взглянула в зеркало, мучаясь вопросом – это пройдет? Когда же это пройдет? Я больше не хочу, ничего не хочу… голова гудела, наполненная роем обрывочных мыслей.
– Надо жить, Кхуши. – Я начала говорить вслух, чувствуя, что схожу с ума, пытаясь связать эти обрывки. – Надо пойти попросить у Марии
Спустя десять минут я расположилась на террасе, вооружившись каталогом с вложенной стопкой фотографий, снабженная высоким стаканом холодного кофейного напитка, на который уговорила меня Мария, с ноутбуком, исполнявшим роль словаря, и занялась переводом ранее созданных описаний. К моему удивлению, Тери пробежалась по ним правками, кое-где заменив несколько слов, а в основном оставив веселые смайлики на полях моих заметок и восклицательные знаки с изображением поднятого большого пальца руки. Я невольно улыбнулась, живо представив жестикуляцию Тери при оставлении таких забавных комментариев.
Работа шла трудно, была явно кропотливой, но я специально выбрала сложную ее часть, и не прогадала. Покусывая ручку, я выискивала подходящие слову на хинди синонимы на английском. Шерстила интернет на предмет мягких, изящно звучащих, словосочетаний. Морщила лоб над аналогами в стихах, оценивая достаточную звонкость и точность слов, их невесомость, воздушность, или же наоборот вес, приземленность, передающих определенную эмоцию. Размышляла над их наполненностью, достаточностью. Удовлетворенно радовалась складывающимся бусинкам чужих слов, медленно, с натугой, но сплетающихся кружевами видимых мне образов. Вежливо отмахнулась от Марии, принесшей через несколько часов моей работы целый поднос сладостей и прохладительных напитков. Погрузилась в работу целиком, с головой, не замечая красивейшего заката, окутавшего целой палитрой оттенков желто-красного игрушечную Флоренцию. Не видела подсвеченных заходящим солнцем прозрачных облаков, красивых, словно цветные перышки. И только закончив перевод трех образов – да, всего трех! – я поняла, что выжата досуха непривычной работой и перевела усталый взгляд на уже догоравший закат. Мери, как раз в очередной раз выглянувшая в расположенную прямо передо мной дверь, радостно показала кому-то в глубине дома большой палец, и, снова забавно цокая языком, принялась что-то выговаривать мне, от волнения даже забыв, что я не знаю итальянский. Экспрессивная речь звучала так красиво, что я против воли заслушалась, пока она собирала на поднос разгруженные ранее на столик забытые сладости и соки. Наконец, почувствовав вопросительную интонацию в ее голосе, я машинально ответила – Si!
Мария взглянула на меня лукавыми глазами и расхохоталась, что-то прокричав в сторону дверей. Оттуда сразу же появился мальчишка лет четырнадцати, нагруженный подносом с исходящими ароматами блюдами. Мария, делая вид, что не замечает моего оторопелого вида, расставила передо мной тарелки и пожелала аппетита, уже на английском. Деловито подхватив предыдущий поднос, она удалилась, всем своим видом выражая удовольствие от удавшейся шалости. Я улыбнулась, поняв, что меня разыграли этим потоком слов на итальянском языке с единственной целью – накормить. Впрочем, еда так одуряюще пахла, что я почувствовала дикий голод, и набросилась на принесенные вкусности, наслаждаясь каждым кусочком и чудесным видом вечерних холмов на горизонте.
Накатившая сонливость вкупе с апатией заставили меня кое-как подняться и добраться до спальни. Стянув одежду, я в одном белье забралась в кровать, крепко обняла подушку, и рухнула в тяжелый, мечущийся сон.
Арнав.
– Аман? Аман! – я начинал злиться на молчание своего заместителя. – Ты хорошо меня расслышал?!
– Да, сэр. – Его голос звучал неуверенно, но я не придал этому значения, повторив еще раз для надежности. – Ты должен выяснить, кто из знакомых, друзей, подруг или родственников моей жены живет в Италии. Срочно! День-два – это максимум. Понятно?