Игра
Шрифт:
Желудок в этот момент решил поддержать мужа, издав жалобное бурчание.
– Предатель, – прошептала я ему еле слышно, и всё-таки решилась поднять взгляд на Арнава.
Он хмыкнул и неодобрительно качнул головой. Сполоснул руки в невысокой пиале с лимонной водой, тщательно вытер их. Неторопливо переставил стул почти впритык к моему, взял чистую тарелку и наложил большую порцию палао. Подвинув к себе тарелку с лепешками, оторвал от верхней кусок, зачерпнул рис с овощами и поднёс к моему рту. Почему-то удивившись такому простому действию, я открыла рот, покорно принимая
– Арнав, я сама. – Теплое чувство его близости обволакивало, успокаивая и будоража одновременно. Древесный парфюм, звучащий низкой нотой так близко, согласно резонировал с нарастающим возбуждением внутри меня.
– Угу, – кивнул он, отламывая очередной кусок лепешки и приправляя его палао. – Рот открой.
– Всё, я сама, Арнав, – уже настойчивее сказала я, прожевав предложенное.
Он не стал спорить, согласно кивнув, но остался сидеть рядом со мной, наблюдая за тем, как я ем.
Пока я с трудом поглощала поздний ужин, он решил попробовать миндальный кулфи, предварительно уточнив наличие в нем сахара. Получив отрицательный ответ, углубился в поедание десерта, демонстративно смакуя его. Я против воли улыбнулась, спрятав улыбку за очередным куском пури. Арнав пытается расслабить меня? Я понимала, что он чувствует моё напряжение, и хотела бы, да не могла взять себя в руки.
С трудом доев слишком большую для меня порцию, я взяла в руки опустевший бокал. Надо было создать хоть какую-то видимость действия, потому что тишина все больше сгущалась, свивая вокруг нас плотные кольца. Я не имела ни малейшего понятия, как изменить эту атмосферу, похожую на затишье перед бурей. И что делать дальше – я тоже не представляла. Время позднее, Арнав весь день пробыл в дороге. По логике, надо идти спать. Но…
– Кхуши, ты нервничаешь, – он не спрашивал, утверждал.
Я вскинулась, услышав его голос, прервавший жаркие картины, так реалистично стоявшие перед глазами. Раньше бы я залилась краской, но сейчас просто поставила на стол стакан и слегка оттолкнула его, вставая.
– Нет. Совсем нет. – А врать я по-прежнему не умею, – чувствовала я в произнесенной слишком высоким голосом откровенную фальшь.
– А врать ты не умеешь. – повторил Арнав мои мысли, не сводя с меня непроницаемого взгляда. Он казался абсолютно спокойным, но и я тоже достаточно хорошо узнала его. Залегшая в уголке рта маленькая складка, прищур глаз, напряженные руки, перебиравшие столовые приборы, теперь лежавшие перед ним в хаотичном порядке – все говорило о том, что и он напряжен, хоть и тщательно скрывает это от меня.
Он продолжил, не дождавшись от меня подтверждения очевидного:
– Пойдем спать, день был долгим. – И поднялся со стула, беря меня за руку, вынуждая встать вслед за ним.
Он так легко ориентируется в незнакомом месте, – занимала я свою голову мыслями, стараясь отвлечься от мурашек, устремившихся от наших переплетенных пальцев рук по всему телу. Уже не страх, не напряжение, непонятная паника подступала к границам сознания, угрожая выплеснуть накопившиеся
Он не медлил, твердо зная, чего хочет, и кратчайшим путем стремясь получить желаемое. Вдох – и он рядом со мной, выдох – и его руки обхватывают лицо, приподнимая его навстречу своему, вдох – жадные губы покрывают поцелуями мое лицо, быстро, стремительно. Выдох – и я… Я оттолкнула его.
– Нет, Арнав. – тело дрожало, требуя ласки. Голос отказывался произносить эти слова, выдавая отказ еле слышным хриплым шепотом, но я упрямо повторила, увереннее. – Пожалуйста, нет. Не сегодня.
Арнав.
Я наблюдал за Кхуши во время ужина, пытаясь понять и узнать новые нотки, появившиеся в характере и внешности девушки. Она изменилась. И внешне – выглядела более изящно, более утончённо. И, самое главное, внутренне. В глазах мелькали оттенки с трудом распознаваемых чувств, собственно, она и взгляда-то моего избегала, не давая возможности понять, вникнуть в суть изменений.
И все же, чем дольше я наблюдал, тем находил все больше и больше отличий от той девчонки, которая несколько месяцев назад стала моей женой, даже от той, что уехала от меня в Италию.
Она о чем-то спрашивала, я что-то кратко отвечал. И все это время изучал её. Она похудела, пропал здоровый румянец. Умелый незаметный макияж. Шикарное, подчеркивающее фигуру, платье. Я старательно отводил глаза от смелого для Кхуши декольте, так заманчиво обнажающего ключицы и плечи, которые я ласкал совсем недавно… Relax!..
Необычная прическа – ей идет, очень строгая осанка. Даже сидя за столом, она не расслабилась. Это удивило меня. Она занималась дефиле? Я мог распознать причины такого изменения, привыкнув за долгое время управления корпорацией к мельтешащим перед глазами моделям. Но Кхуши? Зачем, для чего?
Вопросы множились… Я снова порадовался отсутствию Тери. У меня будет время все выяснить.
Кхуши нервничала. Я ясно это видел, но никак не мог уловить природу этого чувства. Во мне же, соревнуясь между собой, пылал целый костёр чувств, но главенствовало в них нетерпение.
Я хотел увидеть ее взгляд, обращенный на меня. Хотел увидеть искреннюю, прежнюю, солнечную улыбку. Хотел, чтобы в ней снова появилось то умиротворение, которое так убаюкивало меня, растворяя все заботы дня, когда я возвращался с работы. Хотел её… желания, нежности, огня.
Она же словно отдалилась от меня, сосредоточенно выстраивая стену пустых слов между нами. Даже когда она смотрела на меня, я не мог уловить её взгляд. Почему? Обида, злость – но она никак не проявила их. Так почему? Этот вопрос терзал меня в то время, что я, действуя по наитию, пытался расслабить ее, снова приучить к своему присутствию.
Когда я кормил Кхуши, я уловил отблеск вернувшейся улыбки, но он был так краток, так быстро погас, не успев подарить радости обретения, не вернув её мне.