Игра

Пира Арип

Я замер, глядя в ее такие чистые глаза. Я обещал ей правду. И я представил себе, что, если я ошибся? Да, я видел все сам. Да, я слышал все сам. Но если я ошибся… Страх холодными щупальцами обвил мое сердце, сковывая его льдом, наполняя, заменяя собой кровь и материю. Я не отводил взгляда от нее, и боялся. Боялся, что это может оказаться правдой. Надеялся, что это правда. Ее глаза требовали ответа и я ответил.

– Нет, Кхуши. Я никогда не смогу себя простить.

Она смотрела и смотрела мне в глаза, а я дышал через раз, боясь услышать что-то… Что разобьет мою жизнь.

Медленно она опустила руки, покидая мое лицо. Медленно встала, уходя от меня, лишая себя и своего тепла. Я не сводил с нее глаз. И она обернулась уже у самой лестницы.

– Арнав, я не знаю, что вы считаете причиной, но я знаю одно – этой причины нет. Вам не за что ненавидеть меня. Я говорю правду, в моих поступках и моей жизни нет того, за что вы меня можете ненавидеть. – И, грустно улыбнувшись, Кхуши медленно пошла вверх по лестнице, оставив меня собирать мой разлетевшийся на осколки правды и лжи мир.

====== Глава 24. Наши сердца – одно целое. ======

Кхуши.

Я поднималась по лестнице,

чувствуя невероятную усталость от этого бесконечного тяжелого дня. Но, несмотря на то, что произошло… Я шла, чувствуя весну в своей душе. Капельки росы на травинках ранним утром. Первый солнечный луч после длительного муссона. Такое нужное, такое важное, такое невозможное, такое желанное «я люблю тебя». Эти слова перекрывали все. И боль, и жестокость, и ненависть. Они летали где-то в животе щекочущими волшебными бабочками, которые, сталкиваясь, стряхивали со своих крылышек волшебную пыль, невесомыми искорками радости разносившуюся по моему телу, душе, сердцу. Я поднималась, а они – летали, я укладывалась в кровать, а они – летали, я засыпала, уносясь в мир снов, а они летали, летали, летали, и их волшебная пыль не кончалась…

Я просыпалась с трудом, с неохотой, чувствуя сильную жажду и голод. Бросив взгляд на часы, я удивилась, увидев, что стрелки подходят к 12. Хотя с таким насыщенным днем мой долгий сон не был удивительным. Я все еще не чувствовала себя выспавшейся, но желания тела требовали удовлетворения, поэтому я поплелась в душ. Сделав его прохладным и встав под тугие струи воды, я почувствовала, как оживает мое тело, а с ним и воспоминания. Чудесные воспоминания… Мне хотелось и смаковать их, и спрятать поглубже, касаясь тайком, как скряга – своего сокровища. Я боялась, что они потускнеют, потрутся, исчезнут. «Я люблю тебя». Все остальное – потом, когда-нибудь, не сейчас. Я подставила раскрытую ладонь под душ, наблюдая, как разбивающаяся о неё вода сверкающими хрусталиками разлетается в разные стороны, и улыбалась. Улыбалась, улыбалась, улыбалась…

Внизу вкусно пахло овощной запеканкой. Как хорошо, что наша экономка уже приготовила обед. Если честно, мне нравилась ее невидимость. Она все делала по дому тогда, когда нас не было, и я иногда забывала, что в этом доме появляется кто-то еще, кроме нас с Арнавом.

Медленно и вкусно съев просто огромную порцию запеканки и выпив две чашки чая со вчерашними джалеби, я снова почувствовала сонливость, и направилась наверх, без зазрения совести завалившись в кровать. Я не гнала от себя мысли, и слова Арнава, то тише, то громче звучавшие в голове, спровоцировали поток воспоминаний. Наших моментов. Не тех, больных и злых, ранящих, уничтожающих… а тех, когда мы уже… Мы уже влюбились друг в друга. В больнице. Ранголи. Гирлянды. Дивали. Они ласковыми облаками проплывали передо мной, убаюкивая и лаская своей теплотой меня, ужасно уставшую взлетать вверх и вниз на качелях неизвестности, меня, не готовую ни на минуту отказаться от того, кто качал на этих качелях. «Я люблю тебя». Его глаза, искренние, открывшие наконец-то свою душу, повторяли эти слова снова и снова, каждой искоркой кофейного цвета, сверкавшей в глубине, каждой золотистой крапинкой, сиявшей для меня, обволакивая своей нежностью, невесомостью, притягивая, маня, кружа в солнечном вихре… Сон гостеприимно принял меня в свои объятия.

Арнав.

Я еще долго сидел перед погасшим камином, на углях которого лишь изредка мерцали красные всполохи, пытаясь понять, осознать, позволить себе задуматься над тем, что сказала мне Кхуши. Смогу ли я простить себя, если она не виновата. Если представить, что у тех объятий, у тех слов был другой смысл? Если предположить это… Предположить, что моя любимая, та, к которой я шел отдавать свое сердце навеки в тот чёртов должный стать самым счастливым в моей жизни день, не виновна. То как будут выглядеть мои действия после? Я вздрогнул, изо всех сил цепляясь за реальность, боясь заглянуть за грань. Я помнил все – и первую брачную ночь, и утро после, и мой почти удар, и оскорбления, которыми я осыпал ее. Помнил отказ от Кхуши ее семьи, холод и отчужденность своей семьи. Помнил, не хотел, не желал, но помнил пустоту в ее глазах. И то, что я сделал с ней сегодня.

Это было страшно, панически страшно так думать. Если она невиновна, то все это время я просто уничтожал свою любимую, уничтожал ее свет, солнечность, беспечность, живость. Она пока держалась. Она все еще держалась, по-прежнему оставаясь самой собой, умудряясь воскресать после каждого удара, который я ей наносил. Но как долго она еще продержится? Если она окончательно сломается? Я дал ей правдивый ответ – я не смогу простить себя. И она не простит. Просто потому, что такое не подлежит прощению. Для этого надо было бы любить. Любить так сильно, так беззаветно, так всецело… Как никто и никогда не полюбит Арнава Сингх Райзада. Потому что его не за что так любить. Особенно ей. Той, которую с первого вечера нашей встречи я оскорблял, унижал… боялся. Не признаваясь себе ни на миг, до ненависти боялся того зародившегося чувства невыносимой необходимости, изматывающей потребности в человеке. Стараясь уничтожить его в себе. Но оно, это чувство, было точь-в-точь как Кхуши. Неуничтожимое. Воскрешающееся. Бесконечное.

Кряхтя, как старик, я с трудом расцепил затекшие ноги из непривычной позы и поднялся из уютного гнездышка, которое соорудила Кхуши. Нужно идти спать. Завтра будет трудный день. Один из многих. И завтра мне предстояло посмотреть Кхуши в глаза, после всех моих признаний. Поймет ли? Простит ли? Завтра…

Кхуши спала, закутавшись в одеяло, на самом краю кровати. Вздохнув, я аккуратно переложил ее ближе к центру, чтобы случайно не упала во сне, и тихонько лег рядом, опасаясь нечаянно разбудить маленького ангела. Одну руку она выпростала из-под одеяла и я, воспользовавшись этим, накрыл ее своей ладонью, обхватывая тоненькие хрупкие пальчики. Покой, который дарили мне ее прикосновения, не заставил себя ждать, и спустя несколько минут мой измученный разум отправился в страну снов.

Рабочий день начался отвратительно. Сначала секретарь принесла мне ужасный растворимый

сладкий кофе. Пришлось доходчиво объяснить, что такую бурду я не пью, в результате чего выяснилось, что в офисе даже нет кофе-машины, кроме автомата, который и выплевывал ту поданную мне жидкость. Черт, как они это пьют! Дав задание в течение часа приобрести аппарат своей любимой фирмы, я перечислил заикающейся от страха девушке сорта зернового кофе, который я пью. Потом выяснилось, что на рабочем месте у меня нет таблеток от диабета, которые всегда должны быть в правом верхнем ящике стола! После очередной головомойки еще более заикающаяся девушка умчалась в аптеку и магазин, а я с раздражением занялся срочными бумагами. Чувствуя, что доверять в этом бедламе я могу только себе, я внимательно изучал каждый документ, который приносили мне на подпись. В итоге под выговор попадал каждый второй сотрудник. Черт, я в Англии или где? Как можно совершать столько ошибок в простейшей деловой переписке, ведущейся, ко всему прочему, на их родном языке?! Как же мне не хватало Амана, отсеивающего низкокачественные документы еще на этапе подхода к моей приемной. Ткнув пальцем на кнопку вызова секретаря, я, наливаясь злостью, как бродяга – бесплатным виски, с минуту слушал трель звонка, на который никто не торопился ответить. Неужели секретарь не сообразила посадить вместо себя кого-нибудь в приемную? Вызвав Вишала, выдал ему ручку с блокнотом и заставил не в меру удивленного директора филиала записывать свои требования по организации рабочего места. Спустя пять минут и пару исписанных страниц, Вишал пулей вылетел из кабинета, отправляясь выполнять мои распоряжения. Надеюсь. Через час мой секретарь все же соизволила появиться в офисе с кружкой чудесного ароматного напитка и таблетками. Отпустив преданно поедавшую меня глазами девушку на рабочее место, я неторопливо выпил кофе и снова принялся за работу. Юристы подготовили проект договора купли-продажи здания под офис, а также участка земли, на котором он расположен. Кроме того, на предварительные переговоры были приглашены руководители компаний, предлагавшие контракты по поставке швейного оборудования, тканей, фурнитуры и прочего. День был расписан по часам, но это была моя стихия, мой привычный ритм жизни, и я влился в него ровно, невзирая на то, что был в Англии, а не в Индии.

Кхуши.

Я проснулась, когда ходики на часах негромко отбивали четыре часа пополудни. Потянувшись, я почувствовала легкую тяжесть мышц, намекающих на мое долгое горизонтальное положение, и требующих нагрузки. Я вскочила, чуть покачнувшись, на жалующиеся такой резкой смене положения ноги, быстро натянула черные джинсы и свитер горчичного цвета, в очередной раз поразившись уже привычному удобству этой одежды, завязала волосы в высокий хвост и пошла набирать ванну. Хотелось прогулки и долгой неги в теплой воде. Насыпав в ванну соли с каким-то вкусным, непознаваемо резким запахом леса, я включила самый медленный режим набора воды и пошла на кухню. Соорудив себе большой бутердброд из всякой всячины, я захватила с собой его и бутылочку воды и вышла в парк. Прохладный воздух приятно освежал сонное лицо, врываясь в легкие, заставляя острее чувствовать тепло своего тела. Я медленно пошла по гравийной дорожке к беседке, которую заметила в день приезда. Какое-то вьющееся растение полностью перекрывало одну из стен беседки, создавая защищенный уют. Я поставила воду на столик и с аппетитом уплела приготовленную мной булку с начинкой, любуясь домом, который отсюда был виден как на ладони. Как же мне нравилась его простота и неявный комфорт. И как же здорово, что Арнав купил его. Едва его имя всплыло в моей голове, как я снова окунулась в воспоминания о его признании. Я помнила, что он сказал и то, что ненавидит меня. Но об этом я подумаю завтра. Ведь все же решаемо, да? А сегодня мне просто хотелось наслаждаться этими тремя словами, поднявшими меня вчера с самого дна к свету. Резко, быстро, счастливо. Я вышла из беседки и ленивым шагом направилась в обход дома, следуя затейливо пролегавшей между деревьев дорожке. Легкий ветерок пытался разметать мои волосы, но не холодил кожу, как обычно в этом климате, неся мягкое тепло. По небу гуляли, совсем не закрывая солнце, белые, а не как в день приезда сизые, облака. Запрокинув голову, я пыталась, как в детстве, найти свое, особенное облако, и ждать, когда оно сольется с другим, создавая новую фигуру, форму, не меняя свое содержание. Белое пушистое, маленькое, на фоне других, облачко привлекло мое внимание. Сердечко. Не такое, какое изображено в анатомических атласах, а такое, какое обычно держат в лапках мишки, которых дарят влюбленные парни девушкам. Мне никто никогда не дарил такого мишку, но я видела в одном из этих странных американских фильмов, и это запало мне в сердце. Большой, белый, даже на вид мягкий мишка с красным плюшевым сердечком в лапах. Я грустно улыбнулась и вернулась к своему маленькому пушистому сердечку. Оно плыло, умудряясь избегать других, весомых собратьев, не вливаясь в них, ища свое. Я улыбнулась, когда увидела еще одно, большее, чем первое, почти не двигавшееся облако-сердце. Темное, грозовое. Почти единственное темное облако на синем небе. Затаив дыхание, я смотрела за этими двумя разными, но как будто нужными друг другу облаками. Я так хотела, чтобы маленькое доплыло до большого и слилось с ним, загадывая желание, мою единственную мечту, наблюдая, мысленно подталкивая крошку к собрату. Маленькое медленно, но верно двигалось в нужном направлении. Почти не дыша, не чувствуя затекшею шею, я смотрела и смотрела, уже видя, что они встретятся, уже предчувствуя их соприкосновение. Да! Я выдохнула, когда малышка нерешительно коснулась мрачного сердца, замерла, словно живая, словно раздумывая, надо ли, стоит ли, и, решившись, медленно влилось в него. Вот еще видно четкие контуры двух сердце, малое на большом, вот маленькое начинает медленно растворятся, размывая свои границы, расползаясь по большому, растворяясь в нем, становясь одним целым. Шея окончательно затекла и я опустила голову, позволяя восстановиться кровообращению, а когда снова подняла её, и малое и большое сердце, окончательно став одним целым, размывали теперь свои уже общие очертания. Улыбнувшись и прошептав одними губами благодарность Богине, я продолжила свою прогулку, чувствуя невероятную легкость и правильность своего существования.