Играя плотью, не имея плоти
Шрифт:
– Да что он, ребенок, что ли? И так ясно: десантура – есть десантура, технари – это крабы-технари, ну разве что мы, банда яйцеголовых носителей докторских степеней.
"Ботаники" дружно заржали, прихлебывая "Спасский тоник". Вообще яйцеголовые носители докторских степеней не обязаны были носить единую униформу, тем паче цыпляче-желтого цвета. Это был их сугубо внутренний прикол: когда вся команда судна была одета кому во что нравится – и десантура, и крабы, и небольшой медперсонал, – научные спецы по давней своей договоренности держали свой "желтушный" фасон. Имели на это полнейшее право. Почему когда-то ими был выбран
Беседа о нынешней ситуации на "Стерхе" продолжалась.
– Наш новый капитан серьезно углубился в досье, сразу видно – ответственный человек…
– Если б его назначили к нам на судно не так скоропостижно, возможно он держался бы проще. И уверенней.
– Слышали, наш прежний кэп уже вышел из восстановительной клиники. Теперь будет жить только на Земле.
– Конечно, такое облучение – не шутка. Вообще Курант – странное место. Чувствую, с ним еще возни будет не меньше, чем на сотню лет.
– Еще бы. Как орала вся пресса: "Курант – крах антропной феноменологии!". А нашему Чилимову просто крупно не повезло. Теперь, наверно, будет в каком-нибудь инфоуровне работать или где преподавать.
– А что Илюша не идет? Неужто Нечетный счел подозрительной его специализацию и теперь домогается страшной правды – а не связана ли наша нынешняя миссия с непроходимыми тайнами криптограмм давно усопших цивилизаций?
– Нечетный наивен, хотя и имеет немалый боцманский стаж. У них на "Медузе", насколько я знаю, ситуация была не такая. Ему и в голову не приходит, что с такими отраслями, как у нас, СпецБюро срослось прочно и надолго. Он полагает это неестественным положением вещей, в то время как все давно уже совершенно нормально. Это его паранойя, мол, половина состава "Стерха" под колпаком, какие-то интриги, какая-то недосказанность. Но скоро, думаю, он поймет, что разумнее относиться к этому как к параллельной заинтересованности нескольких структур, не больше.
– Но и не меньше, Эдик! И вообще – ты речь толкнул только что прямо-таки одиозную! Эти "отрасли", эти "структуры" и прочее "положение вещей". Зычно!
– Влад, ну ты же сам понимаешь – а вдруг нечетная паранойя так велика, что нас сейчас прослушивают? Мы же не на Земле… Вот я помалу и продвигаю, как ты выразился, "одиозные речи".
– Ну, Эд, это уже самая что ни на есть паранойя с твоей стороны!
– А то!
Беседа "ботаников" продолжала плавно течь по волнам иронии и благостного такта, иногда напоминавшего снобизм высокообразованных сплетников.
Десантники занимались тем же. Лукъян совмещал разговор с занятиями на эндотренажере. Стаслав изредка отрывал взгляд от волнового микрострельбища и бросал короткие реплики. Петруха, как обычно, ел дары Адриатического моря, говоря с полным ртом. Константин сидел чуть в стороне в какой-то сложной асане и поддерживал
– Да че, нормальный кэп. Я с ним когда-то на Гамаюне сталкивался. Не любит он всей этой хренотени по типу спецгрифы, СпецБюро. У каждого есть своя работа, на фиг плести кружева?
– Ну так, на фиг – не на фиг, а считай все "боты" под колпаком, каждый по-своему.
– Нормально: теоретиков нужно досматривать, чтоб мозги не расплескались. Светила науки на "Стерхе" – самый ценный, ети его мать, груз.
– Ага, вот Поликарп, к примеру, специалист по Куранту, только на Куранте-то ни разу не был. И среди "желтых" таких, по-моему, немало.
– Ботаники хотят прессануть Нечетного, показать ему, какая у них здесь супер-роль, это же видно.
– Руслан, ты че – это ж зычные ребята, желтые головорезы, говори потише.
Раскатистый хохот Петрухи, Руслана и Константина задребежжал в сводах отсека.
– Вот пускай они вперед нас разберутся, что там за возня в Трип-колонии, а мы тем временем измыслим теорию, что же происходит на самом деле.
– А кстати, в колонии приключения нездоровые – пару диссидентов завалили, потом сообщения прислали – еще есть убитые…
– Беснуются там, как пауки в банке. Поглядим, что там у них за Бедлам.
– Может, все это театр насчет убийств. Или вернуться хотят под каким-то хитрым соусом, или цену себе набивают.
– Ну, если злобно выяриваться начнут – с радостью заряжу щелбан кому-нибудь в голову!
– Да, давненько мы подзатыльников не отпускали. Надеюсь, наш рейд по-настоящему экстренный.
– Представь, Петруха, картину: Ливаш еще в свое "сафари" доиграть не успел, а мы уже шалунишек наказали и мирных колонюг по горшкам рассадили и успокоили.
– Так оно и будет, не сомневаюсь.
– Погодите, мужики, мы же вроде договорились вперед себя желтых головотяпов выпустить!
Очередная волна громкого смеха докатилась до отсека, где общались между собой пилоты.
Старший пилот Глеб Фет все свое свободное время отдавал рисованию. Он писал портреты своих подчиненных, по памяти делал наброски знакомых с Земли или просто выдумывал какие-то антропоморфные физиономии. Глеб рисовал двумя руками одновременно, нанося множество цветных линий, которые постепенно образовывали яркий переплетающийся узор, поначалу абстрактный, как голый алгоритм, но со временем превращавшийся в чью-то вполне узнаваемую морду. Хотя по манере большая часть портретов походила на относительно дружеские шаржи, хобби Фета вызывало у многих "стерховцев" определенное уважение. Эколог Анатолий Русанов даже приобретал некоторые понравившиеся ему произведения Глеба, и в своей каюте собрал небольшую, но гротескную коллекцию живописи, навеянной пустотным дыханием Космоса.
Глеб заканчивал портрет какой-то миловидной особы, видимо, своей последней подруги: длинное фиолетовое лицо, прекрасные, хотя и розового цвета глаза, шея, состоящая из флюоресцентных желтых нитей, которые напоминали давно всеми позабытую так называемую "ближневосточную вязь". За старшим наблюдали еще три пилота: Леонид Котов – пухлый, подвижный блондин в блестящей куртке покроя "минро", с крупным аметистовым перстнем на левом среднем пальце, Алексей Седых – скромняга внушительного роста в комбинезоне из эластанина, и Конрад Помилов – бесшабашный красавец в ярком блейзере и кожаных брюках.