Игрок-2
Шрифт:
– Это как? – Тут уже я действительно удивляюсь.
– Да намечается здесь человечек один. – Юра снова щурится, любуясь бликами солнца на своей кружке. – Такой человечек, что если ты с ним сыграешь, то вся Ялта будет мечтать с тобой за один стол сесть. Да что Ялта… Все Черноморское побережье!
– Что же за человечек такой? – любопытствую.
Юра достает из кармана газету, разворачивает ее и кладет на стол.
Я смотрю на фотографию, и глаза у меня без преувеличения лезут на лоб.
– Да ладно?! – говорю. –
Глава 5
В газете, которую показывает мне Юра, сразу в глаза бросается заметка: «В Ялте и Феодосии планируются съемки художественного фильма “Плохой хороший человек”».
В составе съемочной группы, который написан через запятую, мое внимание привлекает только одна фамилия. Человек, которого знает без преувеличения весь Советский Союз, от генсека до последнего сопливого пацана: Владимир Высоцкий.
В это время Высоцкий находится в довольно странном положении. Официально он в опале. После того как четыре года назад советская пресса проехалась дорожным катком по его песням дворового и блатного содержания, Высоцкому не дают выступать с концертами, не издают его стихов, а самому явлению «бардовщины» или «менестрельщины» – этакий хлесткий ярлык вешают на всех романтиков с гитарами – после вольницы шестидесятых в стране активно перекрывают кислород.
В то же время Высоцкий – подлинно народный кумир. Его записи есть в каждой семье, его песни знают наизусть, им восхищаются, буквально носят на руках.
Он рок-звезда Советского Союза. Благодаря друзьям и поклонникам своего таланта, Высоцкий продолжает играть в театре и сниматься в кино, скорее вопреки, чем благодаря своей популярности.
И вот с этим человеком, судя по всему, Юра предлагает мне раскинуть картишки.
Да уж, действительно, ярче фигуры для рекламы молодого восходящего таланта ялтинского преферанса не найти.
– Что заробел? – по-своему истолковывает мое молчание Юра. – Не боись. Все мы люди, все мы по одной земле ходим и одним воздухом дышим. Артисты – они самые жирные фраера. Натуры творческие, увлекающиеся, денег у них – как у дурака фантиков, а спустить все могут за одну ночь.
Что-то при этих его словах щелкает у меня в голове. Какой-то факт укладывается в копилку сознания, но общей картинки пока не выдает.
Никакого смущения я не испытываю. Мне с разными людьми приходилось общаться, в какие только компании не заносили меня писательские знакомства. Хотя с Высоцким сталкиваться не приходилось. Я видел его только из зрительного зала, на спектакле «Пугачов» театра на Таганке, в роли Хлопуши. «Проведите… проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека…»
Вся Москва говорила об актере, беснующемся на сцене в кандалах, о его таланте, и я тоже был впечатлен. Но обыграть его за карточным столом – это, можно сказать,
– Как я с ним познакомлюсь? – спрашиваю.
– За это не беспокойся.
Юра прикладывается к пивной кружке, запрокидывая голову, его кадык дергается. Он с наслаждением пьет.
– В Ялте он даст концерт, – поясняет Юра, выдохнув. – Вход по сотне, но только для своих, для узкого круга. Мне кое-кто из этого узкого круга должен. – Он ухмыляется. – Так туда и за тысячу рублей не попасть. – Так что заодно и послушаешь. Видишь, как повезло тебе. После концерта его к тебе подведут, познакомят. Тут главное – самому не сплоховать, сделать так, чтобы он заинтересовался.
– Он что, в карты играет? – спрашиваю напоследок.
– Все играют, – кивает Юра. – А что еще здесь делать?
– Да ты охренел? – кричит Болотин.
В состоянии чрезвычайного возбуждения он вскакивает из-за стола и начинает ходить по кабинету. Учитывая достаточно скромные размеры помещения, получается у него не очень хорошо.
Встречаемся мы в лучших традициях шпионских боевиков, все в том же отделении милиции, в которое меня не так давно забирали.
До этого я позвонил с телефона-автомата по условленному номеру, сказал кодовую фразу, и спустя час ко мне прямо к ступенькам гостиницы подъехал личный транспорт в виде милицейской «буханки».
Моя репутация в глазах девушки-администратора при виде бравых милиционеров рухнула окончательно, и я начал опасаться, как бы меня второй раз не выселили из-за предполагаемого конфликта с законом.
Болотин останавливается, экспрессивно взмахивая руками:
– Да ты хоть знаешь, кто это?!
– Актер, – говорю, – певец. Да, знаменитый, конечно, но что их, не единственный же в Советском Союзе.
– Да ладно, это… – морщится он от моей непонятливости. – Он спит с Мариной Влади! Да что ты ржешь-то?!
– Простите, не могу удержаться, – говорю. – Вот уж не думал, что вы настолько ее поклонник…
– Да я не в этом смысле! – психует Болотин. – Ты хоть понимаешь, что она за личность. Она лицо советско-французской дружбы, член компартии Франции. Ей сам Брежнев ручки целует и комплименты отвешивает. Вокруг нее комитетчики пасутся, так что ни вздохнуть, ни пукнуть. И ты собираешься в это влезть.
– Простите, Виктор Сергеевич, но ее компания вместе с Владимиром Семенычем кажется мне все-таки безопасней, чем те упыри, которых вы мне сосватали, как и вся эта операция, в которой я участвую исключительно по вашей инициативе. Вы сами говорили, нужно создать вокруг себя шум… Вот он, шум, лучше не придумаешь. Такой шум даже глухой услышит. А если ваши бандиты такие все крученные да осторожные, то они тоже риски прекрасно понимают и на рожон не сунутся. Сами смотрите, есть ли среди ваших жертв люди известные?