Игрок на другой стороне
Шрифт:
Некоторое время Эллери сидел неподвижно, лишь изредка шевеля ногами. «Сейчас мой ход», — думал он. Его глаза закрылись, но это не имело отношения ко сну.
Внезапно Эллери увидел свой ход, но сразу же отверг его. «Не будь дураком, — сказал он себе. — Ты же потеряешь своего рыцаря…» Если бы только ему удалось вспомнить, какая голова соответствовала какой фигуре! Особенно… Эллери пытался подумать о возможности других ходов, но его ход, не сдаваясь, положил теплую голову ему на лодыжку и замурлыкал, как кот. Эллери попробовал стряхнуть его, но он вонзил в него когти. Пришлось подчиниться, взять его на колени, погладить и сказать: «Ладно, давай рассмотрим тебя как следует».
Когда
Эллери открыл дверь спальни отца с такой силой, что ручка громко ударила в ямочку, которую она постепенно выбила в штукатурке стены. Это всегда заставляло инспектора вскакивать, хотя проснуться по-настоящему он мог лишь минут через десять. Эллери терпеливо ждал, пока старик стаскивал с лица простыню, ворчал и ругался.
— Сколько сейчас времени, черт побери? — наконец поинтересовался он.
— Папа, — отозвался Эллери, — нам придется выпустить Уолта.
После этих слов разверзся ад.
Часть третья
ЭНДШПИЛЬ
Глава 25
ВЫЖИДАТЕЛЬНЫЕ ХОДЫ
Мистер Дж. Х. Уолт вернулся в Йорк-Сквер, и пресса проигнорировала это чудо.
Арестовав Уолта за убийство Майры Йорк, инспектор Ричард Квин попросил репортеров помалкивать об этом, пообещав позднее предоставить им всю информацию. Поэтому три газеты вовсе не упомянули об аресте Уолта, три напечатали о нем на последних страницах, сообщив, что слуга «задержан для допроса». Седьмая газета, выполняя обещание, ничего не сообщила в колонке новостей, но, зато, увы, один из обозревателей на редакционной полосе разразился потоком следующих мыслей:
«Если кого-нибудь интересует работа мастера на все руки, то можем сообщить о появлении вакантного места в частном парке с четырьмя игрушечными замками по углам. Занимавший это место до сих пор, кажется, не в состоянии опровергнуть улики, связывающие его с последним случаем смертельной эпидемии, которая поражает миллионеров, обитающих в упомянутых замках. До сих пор счет был три-ноль не в пользу полиции, но теперь они, возможно, наверстают упущенное, и комиссар с гордостью сообщит о разоблачении убийцы.
Впрочем, судя по действиям нашей «либеральной» администрации, можно прийти к малопривлекательному выводу, что оставшееся безнаказанным убийство — более легкий и аккуратный способ отправки на тот свет, нежели разорение богачей с помощью чудовищных налогов».
Возможно, большинство репортеров пошли навстречу инспектору Квину, потому что испытывали к нему уважение и доверие. Некоторые из них, вероятно, имели наготове весьма ядовитые заметки, но спрятали их подальше, прочитав стряпню упомянутого обозревателя, отчасти из презрения к его политике, направленной исключительно на возбуждение ненависти в массах, отчасти из отвращения к его личности, которая выглядела и пахла как испорченные дрожжи, или же из зависти к его годовому доходу, который мог подсчитать только компьютер. Короче говоря, каковыми бы ни были их побуждения, все репортеры оставили безымянного обозревателя в одиночестве на не отмеченном на карте рифе, понявшего наконец, что сенсация только тогда является таковой, когда ее подтверждают коллеги. Утренние издания разнесли в щепки его сенсацию, как ураган — утлое суденышко.
Ибо все газеты, включая его собственную, сообщили, что Майра покончила с собой, поэтому Джон Хенри Уолт освобожден из заключения, Эмили погибла в результате несчастного случая, а в деле Роберта достигнут такой прогресс, что ареста можно ожидать с минуты на минуту.
Ни одна из этих новостей не поступила официально — с Сентр-стрит.
Так как никто не может длительное время пребывать в состоянии страха, гнева или растерянности, сохраняя при этом способность логически мыслить, Эллери позволил себе короткий момент беспечности. Возможно, виной тому было солнце в волосах Энн Дру, которая вместе с Томом Арчером прогуливала щенка по Йорк-Скверу. Позже Эллери говорил, что, если бы кто-нибудь из этих троих отсутствовал, он не сделал бы такой ужасной ошибки.
— Квин! — воскликнул Арчер. — Знаете, что она намерена делать?
— Доброе утро, — поздоровался Эллери с Энн Дру. — Доброе утро, Боб, — сказал он собаке, после чего обратился к Арчеру: — Сначала объясните, о ком из этих двух леди вы говорите.
— Ее зовут не Боб, а Гоб, — поправил Арчер. — Она собирается вместе со мной приводить в порядок коллекцию! Как вам это нравится?
— Гоб? А, облизывать марки!
— Да не Гоб, а Энн! Она согласилась остаться в Йорк-Сквере и работать со мной, а душеприказчики в банке назначили ей жалованье.
— Вы в самом деле жаждете заняться облизыванием марок? — спросил у девушки Эллери, мысленно говоря себе: «Господи, с каким удовольствием я превратился бы в светло-голубую шестипенсовую марку Гамбии выпуска 1869 года!»
— Эти марки не нужно облизывать… — снисходительно начал Арчер.
Энн Дру улыбнулась, и ее улыбка была подобна рассвету, который, однако, тут же померк, так как она ласково прикоснулась к руке Тома Арчера.
Эллери вздохнул и обратился к собаке:
— Мы с тобой здесь лишние, Боб.
— Гоб, — снова поправил его Арчер. — Это сокращенное от имени Гоблин. Только не спрашивайте Энн, почему собаку так назвали. Это ее шокирует.
— Ах да! — вспомнил Эллери. — Мисс Дру говорила, что об этом она мне никогда не расскажет.
И затем, очевидно, потому, что волосы и улыбка девушки заставляли его голову идти кругом, он, вместо того чтобы спросить, почему собаку назвали Гоблин, осведомился:
— Что же могло шокировать такую леди, как вы?
В следующую секунду Эллери понял, что речь шла о каком-то ее детском проступке, и Энн больше всего на свете боится, как бы о нем не узнал Том Арчер. При виде ее испуганного и густо покрасневшего лица он едва не провалился сквозь землю от смущения.
— В этом нет ничего страшного, — успокаивающе произнес Арчер.
— Мне пора бежать — я опаздываю… — Эллери невнятно пробормотал, куда именно он опаздывает, и поспешно удалился.
Когда они стояли, глядя ему вслед, Энн, к радостному удивлению Арчера, попросила его:
— Обними меня крепче, Том…
В результате он забыл спросить, что все это значило.
Живые призраки заполнили Йорк-Сквер. Помимо многочисленных зевак, пеших и на колесах, репортеров, электриков, банковских клерков, почтальонов, посыльных из прачечной, значительный процент этих призраков составляли люди инспектора Квина и окружного прокурора. Среди них были видимые и невидимые. Целый кордон окружал Персивала Йорка; детективы и полицейские торчали в люках с подслушивающими устройствами, в соседних домах с биноклями и фотоаппаратами. Самого Персивала более-менее информировали о происходящем, но он был недоволен и воспринимал это весьма мрачно. Ему удавалось видеть лишь немногое — большая часть охранных мероприятий держалась от него в секрете, поэтому Персивал не чувствовал себя в полной безопасности.