Игрок
Шрифт:
Инопланетянка возвращается с кухни с чемоданчиком в руке. Он в эротические фантазии не вписывается. Абзац как грустно.
— Странный ты парень, — тем временем подмечает девчонка. — Приглашаешь его домой, велишь раздеваться, а он мнется в дверях. Не думала, что ты так стеснителен.
Уголок ее губ дергается вверх, и в глазах появляется веселый блеск. Хороша.
— Люблю, когда мне в этом деле помогают, — почти шепотом говорю ей, наклоняясь ближе.
— Давай на диван, — говорит с усмешкой и только стоит присесть, без колебаний стягивает с меня свитер. Причем, даже не пытается
— Изверг! — шиплю.
— Тссс… До свадьбы заживет, — тихонько отвечает и достает что-то из своего чемоданчика.
Латексные, бл*ть, перчатки. Ах вот что с ней не так. Гребаный доктор Айболит. Ненавижу врачей. Порно-медсестрички — совсем не мое.
— И часто ты ищешь себе пациентов таким экстравагантным способом? — интересуюсь, пока она раскладывает инструменты.
А ее губы изгибаются в кривоватой улыбке:
— Интересуешься, не первый ли ты у меня? Ах, прости, что разочаровала. — Однако улыбка у нее ужасно заразительная.
Я даже становлюсь чуточку терпимее к порно с участием белых халатов.
— Так и знал, что ты маньячка. Так только о пальцах заговорила, так сразу понял.
— Хирургической иголки испугался? Или пролена (шовный материал)? Черт, ты все-таки из пугливых, — бормочет, отламывая горлышко ампулы.
— Ненавижу вашу братию-медбратию.
— Не переживай, я буду любить ее за двоих.
Она встает рядом и заставляет меня запрокинуть голову, а затем вкалывает обезболивающее в подбородок. Пока она шьет, ощущений масса, и все неприятные. На мои эротические фантазии совсем не похоже. Хоть бы халат с декольте до пупа, что ли, надела, и то бы полегчало, так нет же — в глухом до горла платье-кимоно разгуливает. Наблюдаю за порхающими пальцами, которые натягивают нити и завязывают узлы. Благо, порез небольшой, да и шьет она быстро. Закончив с подбородком, инопланетянка заставляет меня сесть на подлокотник, принимается за другую рану. На этот раз быстро не выходит. Но в качестве утешительного приза обнаруживается, что я недооценил прелесть наряда своей сестры милосердия. Тот не только от каждого движения скользит по груди, но и сопротивления не встречает… Осознание, что на стоящей прямо передо мной девице нет белья, взрывает мозг. Какие, на хрен, раны? Неосмотрительно ты, крошка, привела меня домой. Опускаю ладонь на ее колено.
— Ну и что ты делаешь? — интересуется она, отклонившись назад.
— Ты не останавливайся. Заканчивай… побыстрее. А пока можешь сказать, как тебя зовут.
— То есть твоя рука у моей коленки именем интересуется?
— Моя рука — да и не только она — интересуется отсутствием на тебе белья, но поскольку интерес нуждается в наглядных подтверждениях, я решил выяснить, как буду называть тебя во время жаркого секса.
— И все-таки ты любишь быть особенным, — она касается пальцами моего лица. — Ведь я никогда не сплю с пациентами.
— Уверен, ради меня ты сделаешь исключение.
Жен
У него очень симметричное лицо. Спокойное. Даже когда нападали с ножом, мой незнакомец был холоден и сосредоточен. Его низкий голос завораживает, интонации соблазняют, но все равно кажется, что он бесконечно далек и холоден. И, спорю, даже если я сброшу одежду и почувствую жар его воспаленной желанием кожи, это нас не сблизит.
Не
Наконец ножницы щелкают в последний раз, и тишина становится гнетущей. Хочется разорвать. Рву. Вместе со скрипучими перчатками на руках. Пытаюсь подойти к столику, чтобы закрыть рану бинтами… но внезапно оказываюсь в кольце рук на диване, разметавши по белым подушкам кольца волос и остатки сомнений. И из слов только:
— Сумасшедший.
Травмированную руку он бережет, но в остальном — в губах и ласках — до крайности неосторожен. Глубокие, алчные поцелуи обращают в пыль кирпичные стены, за которыми робко прячется моя беспомощность, и наконец достают ее на поверхность. Вытягивают, распыляют в воздухе, заставляя принимать вид резких выдохов и стонов. Мои пальцы трогали множество обнаженных тел, но именно его горячая кожа заставляет что-то внутри дрожать и пульсировать. Думаю, это чувства.
— Видишь, я был прав, инопланетянка, — слышу горячий шепот у самого уха.
Удивленно распахиваю глаза, гляжу в его лицо. Спокойствие исчезло. Его дыхание частое, неровное. Такое изумительное.
— Кто-кто?
— Инопланетянка. Или забыла, что отказалась сообщать мне свое имя?
— Я, пожалуй, согласна на инопланетянку.
— А на что еще согласна?
Спрашивает он, начиная развязывать пояс на платье. А мне вдруг так страшно становится. Страшно, что он уйдет… Странная мысль, глупая. Я себя за нее ругаю. Ну кто он? Разве что-то мне должен? А он застывает, глядя на мою грудь. Идут секунды. Его реакция типична, ничего необычного в ней нет. Многие предполагали, что я дурочка, по юности лет разбившая папину машину и искалечившая таким образом себя. Не хочу, чтобы он так думал, приходится сжимать зубы, чтобы не начать оправдываться. Мне не за что оправдываться. И о болезни ему знать ни к чему. Не его проблемы. Нечего переваливать! Я настолько увлечена внутренней борьбой с самой собой, что прикосновение пальцев к полоске шрама становится полной неожиданностью. Обескураживает.
Начинаю задыхаться, не могу остановиться. Я весь день сдерживала слезы, не плакала. А теперь, в кольце рук незнакомца, не могу сдержаться. При том, что наши тела переплетены на диване, и он понятия не имеет, во что ввязался в поисках близости с незнакомкой. Закрываю глаза запястьем, будто это в силах скрыть мое состояние.
— Что, черт возьми, с тобой? — мрачно спрашивает мужчина, пытаясь отстраниться.
— Не уходи, не вздумай уйти сейчас, — шепчу запальчиво, хватаясь за его плечи обеими руками и притягивая ближе. Мои слезы выставлены на обозрение, но пусть смотрит, лишь бы не бросил здесь, одну. — Останься. Останься. Все в порядке.
Он моргает, встряхивает головой, настороженно смотрит, а потом неуверенно, но все-таки целует снова. Унять слезы не удается, однако отвечать на ласки это не мешает. Не знаю, зачем и как так вышло, что он мне вдруг стал нужен сегодня, разбираться не хочу; просто когда он уйдет, я останусь не только со своими проблемами, но и воспоминаниями о нескольких часах сладкого забытья. Неужели я не заслужила права на некоторое утешение? Краешком сознания отмечаю, что его губы не боятся шрама — напротив, раз за разом касаются. Это необычно. Это личное.