Игрок
Шрифт:
— Понял, — киваю, скрывая смех, а она уже, смутившись, идет вперед.
А мне вдруг становится не смешно, потому что я не помню, когда в последний раз хотел кого-то, кроме инопланетянки с исколотыми венами.
ГЛАВА 27 — Орел. Истинные намерения
Мое дело сказать правду, а не заставлять верить в нее.
Ж. Руссо
Жен
Поразительно, как быстро
Я просто тону в отношениях, тону в нем. И ничего не могу с этим поделать. Мир словно взорвался, стал ярче и прекраснее. Я будто плещусь в наркотическом дурмане, выныривая разве что для короткого вдоха благоразумия, и то дарованного другими людьми. Например, отцом. Не могу ни на чем сосредоточиться. Мысль одна: бежать домой, к нему…
И это было бы прекрасно и естественно, если бы над головой не сгущались тучи, если бы не Валерий Харитонов. Его поступок странным образом нас сблизил, заставив ненавидеть все, что против нас, защищаться от каждого хищника, готового отобрать наше счастье. В тот день, когда он зарубил исследование, Кирилл пришел домой поздно. Как мне показалось, он надеялся, что я засну, не дождавшись, а когда понял, что просчитался, схватил в объятия и долго-долго обнимал. Словно убеждая себя, что все в порядке. А потом была близость. Настоящая. Болезненная, сдирающая кожу, оголяющая все эмоции и чувства. Глаза щипало от слез. И вдруг возникло чувство, что это стоит любых средств.
Но за Кирилла все равно было больно. Освободиться от родительских оков можно только жестокостью, но на нее непросто решиться. Я не спорю, именно родным людям ты действительно должен, но в какой-то момент приходится определить меру. Ты можешь быть должен им безбедную старость, безусловную любовь в любых обстоятельствах, как можно больше минуток уюта и смеха — да всего и не упомнишь. Но только не свою жизнь, как это случилось с Кириллом.
Последствия поступка Валерия не заставили себя долго ждать. Уже на следующий день его сын организовал ужин для представителей масс-медиа и договорился о пресс-конференции. И готовился к ней основательно. Речь писал, костюм выбирал (монохромный, чтобы на любой напечатанной фотографии выглядеть достойно). Кир совершенно точно знал, что делает. Это шах в ответ на шах. Это война с отцом, и оружие выбрано грамотно. Кирилла любят и люди, и пресса. От его выступлений млеет даже мой отец, а это уже показатель… Помнится, однажды папа, читая газету, ласково окрестил Харитонова-младшего «обаятельным с*чонком». Он не рассчитывал, что это услышат, а когда по моим круглым глазам понял, что попался с поличным — очень смутился. Но потряс меня не выбор выражения, а высота оценки. Если даже отец признал этот талант, то Валерию стоит бояться грядущего.
И вот пресс-конференция прошла, завтра на половине разворотов газет и журналов Петербурга будет красоваться Кирилл Харитонов. А мне и любопытно, и волнительно. Я еще не в курсе, как все прошло, поэтому даже не пытаюсь заехать домой — направляюсь сразу к Кириллу.
С каких пор я возвращаюсь в его дом после работы, будто так и надо? Я не знаю, но менять ничего не хочется. Я нуждаюсь в запахах, тепле его рук, ласке губ. Раньше уверяла себя, что ни к чему мне искать романтики, что не стоит впутывать в свои проблемы еще кого-то, заставлять потом
Открываю дверь и застываю от удивления, потому что из дверного проема гостиной виднеются мигающие разноцветные огоньки. От удивления даже верхнюю одежду не снимаю, только обувь, и иду по коридору, но на губах уже расплывается шальная улыбка.
Полностью наряженная, сверкающая елка стоит посреди кухни-студии, упираясь вершинкой-звездочкой в потолок. Мебель раздвинута, чтоб не мешалась. И Кир стоит рядом с разноцветной красавицей. Он в белой рубашке с закатанными рукавами, с зачесанными волосами и хитрой улыбкой. Они оба словно с рождественской открытки сошли, хоть сейчас в журнал. Это так волшебно, что я роняю сумку и, не сдержавшись, начинаю прыгать и хлопать в ладоши, как маленькая.
— Постой секундочку, — говорит Кирилл, насладившись зрелищем моего восторга, и подхватывает из кресла огромный букет алых роз. — Это тебе. И у меня для тебя много-много-много новостей.
Он подходит ко мне и, даже не подумав забрать букет для удобства, начинает разматывать шарф, расстегивать молнию на куртке. Ощущение странное, будто мне снова пять лет. Но разве стоит сопротивляться, если его пальцы то и дело норовят коснуться не только одежды? То скользнут по шее, то чуть дольше задержатся на груди. Мне трудно поверить даже в то, что это все происходит. Ведь раньше я не могла о нем даже мечтать.
Как только меня избавляют от одежды и неудобного букета, я бросаюсь к Кириллу на шею и жадно целую, царапаясь о щетину. Ту самую, эталонную, которая колется просто невыносимо. Я столько раз зарывалась пальцами в его волосы, чтобы понять, как вообще возможен подобный контраст…
— Я взял настоящую елку, потому что подумал, что искусственную надо выбирать вместе. На следующий год, что скажешь?
Я скажу, что на следующий год меня уже может не быть.
Усилием гоню прочь эту мысль. Я буду, я обязательно буду, мне хочется как можно дольше жить в мире, где столько любви и заботы… Жить для него.
— Мне нравится, — признаюсь. Мне действительно нравится.
— Глинтвейн или какао? — спрашивает и, чуть нахмурившись, уточняет: — Все безалкогольное, разумеется.
— Безалкогольное какао? Вот ужас-то какой. Буду пить, только если там в порядке компенсации есть зефирки.
— Так и знал, — смеется Кирилл и протягивает мне чашку с плавающими кусочками зефира. — А еще есть домашнее печенье. В смысле я его не пек, но зашел в кондитерскую и купил самое страшненькое, чтобы выглядело именно как домашнее.
Такой подход заставляет меня от души рассмеяться. Да уж, чего не придумаешь, если твоя девушка не умеет готовить от слова «совсем».
— Кир, что мы отмечаем? Надеюсь, успешную пресс-конференцию?
— Не только, — подмигивает мне, раскладывая печенюшки по тарелке, а я очередной раз убеждаюсь, что люблю его кухню-студию за то, что в ней помещается даже елка.
— То есть?
Наверное, я параноик, но меня даже «не только» настораживает.