Игрок
Шрифт:
В последнюю неделю Грей подтвердил свою репутацию прекрасного слушателя и никудышного говоруна. Он постоянно спрашивал, чем она занималась, куда ходила, что видела. Но никогда не пытался рассказывать о себе. А когда она спрашивала, что он делал, Грей, как те политики, с которыми он работал, давал аккуратный, гладкий и совершенно бессодержательный ответ.
В последний вечер, когда его приятель заговорил о работе Грея, Джой так надеялась. Но он поспешил сменить тему. И сделал это жестко.
Мужчина по ту сторону прохода снова засмеялся.
— Ты
Ей тяжело было слышать, с каким уважением он говорил.
Джой посмотрела себе на колени и поняла, что сидит, сложив руки одна на другой, а спина у нее совершенно прямая. Совсем как на картинке в старой книжке Большой Эм. Поза, в которой должна сидеть настоящая леди.
Можно подумать, что правильная поза могла сделать ее достойной доверия Грея.
Поерзав и повертевшись на сиденье, Джой постаралась сесть более расслабленно и перестать думать о том, какой она кажется Грею. Ей удалось справиться с первой задачей, подсунув одну ногу под себя и уткнувшись в окно. Во втором случае ее ждало унизительное поражение.
Когда Джой попыталась надавить на него, предположив, что он ничего не рассказывает о своей работе, потому что считает девушку слишком наивной, Грей сказал, что дело не в этом. Но это было не то же самое, что сказать: «Нет, ты не настолько безнадежно провинциальна и не способна разобраться в той большой грязной песочнице, в которой я вожусь». Это значило, что у него была какая-то другая причина, кроме ее простодушия.
Да, Джой понимала, что простодушна. По крайней мере, по сравнению с ним и с теми людьми, к которым он привык. В конце концов, она явилась к нему не как женщина из большого мира, а как невинная девушка из лесов.
Боже, что придало ей решимости залезть к нему в постель в первый раз? Или противостоять ему на следующее утро? Или отказать ему у «Тиффани».
Она сделала все это. Только, похоже, чем дальше от города отъезжал поезд, тем труднее ей было вспомнить, как она это сделала.
Может быть, в воде Манхэттена содержалось что-то особенное. Какой-то минерал, активирующий в мозгу рецепторы, отвечающие за смелость.
— Через двадцать минут, — говорил бизнесмен. — И слава богу. Я уже почти заснул.
Джой представила себе его собеседницу. Ей хотелось бы быть такой женщиной в жизни Грея. Той, с которой бы он советовался. Той, которой звонил бы, когда терял в чем-то уверенность. Той, которую обнимал бы по ночам…
— Я люблю тебя, мама, — произнес парень и отключился.
Вот так. Получите. Джой не хотела быть матерью Грея.
Но ей очень хотелось быть с ним на равных. Стать его партнером.
Хотя не похоже, чтобы это могло произойти в скором времени. Грей хотел ее, но не желал ложиться с ней в постель. Она нравилась ему достаточно сильно. Но влечение еще не любовь. Ему неприятно, что он обошелся с ней плохо. Однако такой фундамент едва ли годился для любовных отношений.
И, как она уже говорила Грею, ей было неинтересно кормиться его сожалениями.
Впрочем, в скольких романтических фильмах герой и героиня обнимались под дождем, и их будущее наконец прояснялось, когда он говорил: «Я виноват перед тобой. Я правда, правда виноват».
Да, точно. Дальше следует счастливый конец.
Оставался только один вопрос. Что ее удерживает?
«Надежда, — подумала Джой. Надежда и… любовь».
Именно это привязывало ее к Грею. И заставляло с болью ощущать каждую милю, которые все больше разделяли их.
Джой поерзала на сиденье, барабаня пальцами по подлокотнику. Когда город остался позади и пейзаж за окном стал все больше походить на пригородный, она подумала, как это странно, что теперь она знает Нью-Йорк. Конечно, ей еще далеко до тех, кто тут родился, но в целом она знакома с планировкой улиц и проспектов, с расположением и основными характеристиками отдельных районов.
Черт, теперь название Флэтайрон Дистрикт что-то для нее значило. Джой смогла бы отыскать его даже без карты. Хотя почему Шестую авеню нужно было называть Авеню оф Америкас, она так и не поняла. И путешествие на метро по-прежнему немного пугало ее.
Ей действительно хотелось топтать мостовые этого города прямо сейчас, предлагая дилерам взглянуть на образцы созданных ею нарядов. Схватить на бегу сэндвич и быстро проглотить его. Попозже, может быть, зайти в «Забар» и взять кофе, который можно унести с собой на улицу. Нестись вперед в толпе других пешеходов, перебирая в голове модели платьев, которые она будет создавать для своих клиенток.
А с приходом вечера она встретится с Греем и пойдет обедать в какой-нибудь интересный, необычный ресторан. И на этот раз, когда привезет ее домой, он будет целовать ее. Поднимется с ней наверх и останется до утра.
К тому времени, когда поезд подошел к станции Кротон и молодой бизнесмен вышел, Джой осознала, что не хочет ехать домой. Совсем.
Эта молчаливая правда резанула ее как предательство.
Если быть до конца честной, возвращение в «Уайт-Кэпс» заставляло ее чувствовать себя связанной по рукам и ногам. Это было как снова влезть в платье, которое уже мало. Джой не хотела снова стать младшей сестрой суперкомпетентной Фрэнки. Неизменной сиделкой для Большой Эм. Той девочкой, которая так скучала и беспокоилась об Алексе. Она не хотела быть прежней доброй, беспроблемной и всегда соблюдающей правила Джой Мурхаус.
Гораздо больше ей хотелось быть женщиной в большом городе. Начинать новый бизнес. Свободно ходить куда хочется, когда хочется, не беспокоясь о том, кто из взрослых прикроет ее. Ей хотелось быть человеком, который может посоветовать Кассандре Калтер, что будет выглядеть стильно, и не ошибется. Который всегда сможет найти дорогу в Нью-Йорке и будет чувствовать себя уверенно, сидя в одиночестве на заднем сиденье такси.
Но больше всего ей хотелось вернуться, чтобы стать любовницей, способной заставить Грея Беннета пылать от страсти до потери пульса.