Игрушка Двуликого
Шрифт:
– Бездушный… Слуга Двуликого… Нелюдь… – шепотки удивленных моим присутствием людей становились все громче и громче, а потом их вдруг оборвало. И в наступившей тишине прозвучал тихий, но исполненный внутренней силой голос одного из жрецов:
– Боги не торгуются. Уходи…
Глава 34
Арл, жрец Двуликого
Четвертый день четвертой десятины третьего травника
…Переход из стойки Расколотого Камня в стойку Вздыбленного Коня не получился и с третьего раза – как
«Возраст…» – мрачно подумал Арл, в сердцах сплюнул себе под ноги и, припадая на ноющую ногу, побрел к центру площадки, чтобы вписаться в ее размеры во время исполнения танца Земли.
Добрел, выбросил из головы лишние мысли и, настроившись на бой, перетек в стойку Землемера, одновременно с уходом от направленного в горло копья захватывая и древко оружия, и локоть того, кто им бил.
Первые четыре поступи, отточенные годами тренировок, получились идеально. Да и начало пятой, в общем-то, тоже. А вот подшаг для броска через плечо вышел так себе: подвела нога. Правда, на этот раз правая.
«Что ж, если не получается танцевать, буду тренироваться стоя…» – мысленно решил жрец, направился к вкопанному в землю бревну, на котором адепты отрабатывали удары руками и ногами, и, услышав, что со стороны Вейнарского тракта послышался приближающийся перестук нескольких пар копыт, прошел мимо.
Добрался до двери, дождался первого удара молотка [225] , неторопливо сдвинул в сторону засов и, толкнув створку от себя, с очень большим трудом заставил себя не отшатываться: лица у хейсара, стоящего за порогом, не оказалось. Да и не только лица: его голова и руки, совсем недавно опаленные чудовищным жаром, блестели на солнце тоненькой свежей кожицей. Кое-где потрескавшейся и сочащейся сукровицей.
225
Тут имеется в виду дверной молоток.
– Доброго дня тебе, Арл… – пустым и каким-то бесцветным голосом поздоровался горец и вбил в землю невесть откуда взявшийся в его деснице Посох Тьмы. – Я прошел свой Путь и хочу получить обещанное…
– Кром, ты? – вглядываясь в обезображенное лицо воина, потрясенно спросил жрец.
Меченый кивнул:
– Я…
– А… – начал было Арл, взглядом показав воину на десяток всадников, замерших поодаль.
– Уедут… – буркнул Кром и, не дожидаясь приглашения, шагнул в дверной проем.
Пропустив его во двор, жрец захлопнул дверь, вернул на место засов и, стараясь не нагружать больное колено, поплелся следом за Меченым…
…Добравшись до комнаты для погружения в себя, Кром прислонил посох к стене и, устроившись в кресле, устало прикрыл воспаленные глаза.
– Может, сначала отдохнешь? – усевшись рядом с ним, негромко спросил жрец.
Кром отрицательно мотнул головой и обмяк. Так, как будто из него разом выдернули все кости.
– Я готов. Начинай…
Арл недовольно поджал губы, взялся за сухое и чересчур горячее запястье Меченого, ощутил кончиками пальцев биение жил и нехотя произнес
– Элмао-коданна-рэй…
Как ни странно, фраза подействовала с первого раза: не прошло и минуты, как дыхание Крома стало тише, а биение жил – реже и слабее. И жрец, зябко поежившись и устремив невидящий взгляд на статую Двуликого, стоящую в углу комнаты, негромко приказал:
226
Белый сон – местное название гипнотического транса.
– Расскажи про свой первый Шаг…
…Несмотря на короткие, рубленые фразы и практически полное отсутствие каких-либо описаний, давнее прошлое Меченого представлялось не менее ярко, чем свое – Арл слышал хриплое дыхание ломящейся сквозь лес девчушки и крики ее преследователей, видел обрывки платья, мелькающие между стволами, и глумливые усмешки на лицах порядком подвыпивших мужчин, чувствовал ужас первой и похотливую радость вторых. Поэтому описание этого Шага он не прослушал, а прожил. Вместе с Кромом метнулся наперерез беглянке, сбил с ног почти поймавшего ее парня и угостил оплеухой его товарища. А через мгновение, увидев, что в их руках появляются ножи, понял, что это – первое испытание, ниспосланное ему Двуликим.
Второй Шаг, прыжок в прорубь за ухнувшей туда старухой, показался Арлу менее ярким, чем первый, зато третий заставил забыть о том, что этот кусок прошлого – не его, и вынудил прокусить губу от дикого, опаляющего душу бешенства.
…Короткий вскрик, донесшийся откуда-то с полуночи, заставил Крома отдернуть руки от рдеющих углей почти прогоревшего костра, вскочить на ноги и вглядеться в непроницаемо-черную стену Харрарского леса.
Крик повторился снова. А следом за ним послышался приглушенный расстоянием многоголосый гогот.
Посох прыгнул в руки сам собой, а уже через мгновение щеку Крома царапнула невидимая в темноте ветка…
…С каждым шагом по ночному лесу крики несчастного становились все громче и громче и в какой-то момент начали заглушать даже хруст снега, проминаемого сапогами Меченого. Кром прикрыл лицо рукой и еще ускорил шаг. Как оказалось, не зря – буквально через пару минут, когда между деревьев замелькали первые сполохи костра, до него донесся чей-то угрожающий рык:
– Ну чего, не передумал?
Ответа того, кому был адресован этот вопрос, Кром не услышал. Зато чуть не оглох от многообещающего рева того, кто рычал:
– Миха, оставь в покое парня и займись ребенком!
Еще десяток шагов по сугробам – и тишину разорвало сначала негромкое хныканье, а затем чье-то полупридушенное мычание.
– Не трогать? Да ты че, правда?