Игры хакеров
Шрифт:
– Мой жених – успешный бизнесмен, и мы будем теперь работать вместе, – между тем продолжала мать.
«А при чем тут я?»
Эммануэль никак не могла взять в толк цель ее визита.
– Он примерно моего возраста, и тоже был женат. Мы никого не приглашали и не будем устраивать никаких застолий, а сразу же после регистрации едем в аэропорт и улетаем в Ниццу. Ты представляешь?
Она представляла.
– Там у нас зарезервированы апартаменты для новобрачных в шикарной гостинице и с видом на море.
«Лучше бы в Каннах. Там мне больше понравилось».
– Дорогуша! Ты не обидишься, если я пока не буду тебя знакомить со своим будущим мужем и не приглашу тебя на регистрацию? Тебе, наверное, это не интересно? – с надеждой спросила мать.
«И всего-то!»
– Мам! Ты сколько скосила себе в паспорте? Годков пять-семь?
Но мать умела не слышать неприятных вопросов. Увидев, что дочь не претендует на появление перед ее женихом, она успокоилась и стала сама собой.
– Я, конечно, буду продолжать оказывать тебе материальную и моральную помощь, – продолжала она уже деловым тоном.
– «Моральную» – это как? Я предпочитаю увеличение материальной за счет моральной.
Ответа опять не последовало. Мать уже поднималась с места.
«Кажется, сегодня я легко отделалась».
Но это оказалось не так. Что-то на столе привлекло внимание матери.
– Кто эта Эммануэль? – и она схватила распечатанное письмо от итальянского кутюрье, которое впопыхах не убрали.
– И Vogue тоже? – с изумлением произнесла она, ухватив другую бумажку.
Мать пристально глядела на нее и не собиралась уходить.
– Одна девочка. Принесла, чтобы я помогла ей перевести.
– Скажи ей, чтобы она пришла ко мне!
Мать вцепилась в письма, и Эммануэль поняла, что она их уже не выпустит.
– Мы ей все переведем и поможем. У меня хорошие переводчики.
– Твои переводчики переводят хлеб на дерьмо.
Она с тоской думала, когда же закончится эта пытка.
Но мать вновь ее не услышала.
– Так, пусть она обязательно зайдет ко мне! А мне нужно бежать. У меня еще столько дел перед регистрацией!
И она засобиралась.
– Прощай, дорогая! Ты не хочешь ничего сказать своей мамочке? – елейным голосом поинтересовалась она на пороге.
– Не переусердствуйте там, в Ницце! Вам уже не по двадцать лет! И пришли мне открытку!
Потом, стоя на балконе и потягивая в одиночестве косячок, пока ребята затаскивали внутрь оборудование, она пыталась представить себе, что ее связывает с этим миром. Раньше была хотя бы одна ниточка – это мать. Хорошая? Плохая? Это – смотря как посмотреть. А теперь и она порвалась. Мать не только договорилась сократить свой возраст, но и вычеркнула ее как ребенка. И из паспорта, и из жизни. В ее нынешнем паспортном возрасте таких детей, как она, иметь не предполагалось. Что же у нее остается? Другая жизнь и друзья. И работа, которую оценили там, и, может быть, еще оценят здесь. Работа, в которой она нашла свою форму самовыражения. Она всегда мечтала летать.
Ребята устанавливали столы и подсоединяли аппаратуру до вечера. Наконец все было закончено.
– Работа отменяется! Мы гуляем! Сегодня я лишилась последней девственности. С сегодняшнего дня я другая. У нас все в порядке с ОМ?
Ответ был положительным.
– Ребята! За шампанским! Сегодня я хочу шампанского.
Витас что-то там пробормотал про время и про аукцион, но она так на него посмотрела, что он тут же замолк.
Шампанское было разлито по стаканам, и все ожидали тоста.
– За нас с вами и за хер с ними!
Ночью она забыла обо всем и оторвалась с ребятами по полной программе.
МАКСИМУС
У него было тревожно на душе. На первый взгляд все шло хорошо. Они продавали свою виртуальную продукцию, деньги шли. Он их вкладывал в другую жизнь, остальные просто изымали и тратили. Его вложения уже начали приносить доход. У него купили два участка в арабском районе, который интенсивно застраивался. И это были его собственные деньги, которые он не должен был делить на четверых. Кроме того, он играл на изменениях курса солнечного доллара к американскому, что приносило небольшой, но стабильный доход.
Первой pain in the ass, как любила говорить американка, стала Оля, которая вернулась из Франции совершенно другим человеком. Она сразу же потребовала пересмотреть все их договоренности по разделу прибыли, запросила половину от того, что получала Эммануэль, и заявила, что все деньги, которые она зарабатывает за свои собственные проекты, будут идти только ей. Как оказалось, она собиралась делать какие-то работы для города. Услышав эти требования, Эммануэль поморщилась, но ничего не сказала. У нее просто не было другого выхода. Но она заявила, что в этом случае она не может делить остаток на троих и будет забирать всю оставшуюся выручку, отчисляя ему обычный процент только за модели, проданные через аукцион.
Естественно, Витас не остался в стороне и потребовал то же самое, и, быстро подсчитав, к чему это приведет, Максимус осознал, что в результате он оказался проигравшей стороной, хотя это его совсем не расстроило. Скорее наоборот. Он был рад, что они ушли от принципа «все на четверых». Они просто его переросли.
Витас увлекся безумной идеей об игре, где главным персонажем должен стать его дед. Оля неистово ревновала Эммануэль, и на этой почве постоянно происходили конфликты. Обстановка накалялась. «Деньги – зло», – приходило ему на ум, когда он видел, как распадается их сообщество. Поэтому он был только рад, когда наступило 1 сентября и девочки хотя бы в первой половине дня исчезали в гимназии и они с Витасом могли спокойно работать. Сами они не пошли даже в районные школы, так как у них просто не было документов, чтобы их туда приняли.
Приходилось мотаться к Китайцу и встречаться с жирным Боровом, чтобы брать у него «Крокодил», без которого они уже не могли обходиться в последние дни перед аукционом. Любой подобный выход из дома приводил его в дрожь. Он даже стал просить Витаса сопровождать его в поездках. Это был страх перед этим миром.
«Сколько еще времени мы сможем прожить у Эльки?»
Этот вопрос как заноза сидел в голове, и он не представлял себе, куда же он от нее пойдет.
О его дне рождения даже никто не вспомнил. Друзья были заняты своими проблемами. А мать? Она, конечно, вспомнила, но у нее была своя семья, в которую его просто не впустили, и в тот день он остался без поздравлений. Но к концу дня он обдолбался так, что пришел в себя только через сутки. Но и этого никто не заметил. У его друзей были свои дела.